Империя вампиров

– Лизетта! – заорала женщина.

Упавший мужчина тем временем сбросил опутавшую ноги цепь: руки у него почернели и задымились. В отчаянии он обернулся к женщине.

– Вивьен, беги!

– Нет, Эдуар, мы…

– БЕГИ!

Сверкая мертвыми глазами, холоднокровка обернулся и полетел на меня пистолетной пулей. Но я успел вскинуть левую руку – и тут же услышал шипение: свет семиконечной звезды пронзил холодные, безжизненные глаза. Месяцы тренировок вязли свое, и я, достав из бандольера серебряную бомбу, швырнул ее в грудь чудовищу. Тьму разорвали вспышка и нечестивый крик.

Серорук выдернул меч из груди бродяжки и в четыре могучих удара начисто срубил ей голову. А вот женщина, пользуясь тем, что за ней никто не следит, рискнула. Драться она не умела, не училась этому, но все же бить могла с ужасающей силой – швырнула меня на саркофаг, и он разбился, как стекло. У меня внутри что-то сломалось; я рухнул в кучу каменного крошева и старых костей. Больше никто на пути у женщины не стоял, и она в вихре черных волос и шелка кинулась прочь по коридору, которым я вошел.

– Семеро мучеников, останови ее!

Серорук выхватил пистолет и припал на колено. Тщательно прицелился и нажал на спуск, паля вслед убегающей холоднокровке. Он попал ей в ногу, но пуля кости не задела, и вампирша, хромая, понеслась дальше. Я и сам, хватаясь за ребра, выстрелил, но промазал, а Серорук подул в рог. Впрочем, Аарон при всем желании не смог бы отрезать кровопийце путь к отступлению – я ведь запалил «Жупел», стараясь прикрыть спину. Оставалось молиться, чтобы он еще горел.

Мой наставник обернулся к вампиру-мужчине: тот полз, пятясь от него. Кожа высококровки почернела от моей серебряной бомбы, а похоронный наряд превратился в дымящееся рванье.

– Нет, – молил он, – Боже, нет, мы не просили…

Серорук рубанул его по горлу. Удар такой силы расколол бы и железо, но коже вампира ничего не сделалось, она лишь звякнула, точно камень под молотом. В лицо чудовищу полетел очередной флакон святой воды; холоднокровка взвыл, и Серорук ударил снова, сумев наконец вскрыть ему глотку. Часть меня прониклась жалостью к этой твари, обрученной с той же жаждой, что и принесла ему гибель. Но на манжетах его рубашки, на опаленном лацкане сюртука я видел потеки крови: в нóчи после обращения это чудовище не бездействовало.

С виду нежить как люди, у нее чувства зверей, но дохнет она как дьявол.

Совершив последний рывок, вампир кинулся на моего наставника. Безрассудно. С ненавистью. Серорук отошел в сторону, развернулся и довершил начатое: последний страшный удар – и голова вампира отделилась от шеи, а тело рухнуло бесформенной кучей.

Наставник бросился в погоню за женщиной, а я поднялся из груды битого камня, в которую превратился саркофаг. Хромая, истекая кровью, гнаться я ни за кем не мог, но знал, куда идти. У входа я увидел, что ступеньки почернели и дымятся, а вот пламя уже погасло. Костеря себя, сука, за глупость, вытащил свою никчемную задницу на темный свет дня.

Серорук опустился на колени подле де Косте – тот лежал распростершись на земле. Губы разбиты, нос сломан, светлые волосы свалялись от крови. Наставник метнул в меня убийственный взгляд. Поднялся на ноги, щеря удлинившиеся от гнева клыки.

– Ты, пустоголовый баран, придурок.

Он метнулся ко мне и, схватив за горло, с силой припер к утесу.

– Я же велел сторожить вход!

– Мне показалось, ч-что я слышал…