– С кем она еще имела дело? – спросил я, утирая пот с губ.
Однако Лафитт не ответил. Он склонил голову набок, как будто прислушиваясь к чему-то, а к чаю даже не притронулся. В голове у меня пульсировало. Глаза жгло, все расплывалось.
– Семеро мучеников, тут как в печке…
Священник улыбнулся.
– Откройте окно. Вид чудесный.
Я кивнул и тяжело подошел к створчатым окнам. Глаза так и горели. Я раздвинул занавески и за стеклом, во тьме, увидел сияющее, бледное, как луна, лицо маленького Клода де Бланше.
– Благой Спаситель!
Это был десятилетний мальчонка. Волосы – угольно-черные, кожа – могильно-бледная; наряд – благородный: черный бархат, золотые пуговицы и шелковый шейный платок. Однако темнее всего были его глаза: они влажно поблескивали под набрякшими веками драгоценными камнями, неотрывно смотрящими на священника.
Мальчик приложил ладонь к стеклу.
– Он прекрасен, не правда ли?
Я обернулся. Отец Лафитт держал в руках мой меч, не вынимая его из ножен, и раболепно, с восторгом смотрел на бледную тень за окном.
– Впусти меня, – шепнула та.
– Лафитт, нет! – вскричал я.
– Входите, хозяин, – тихо произнес священник.
Стекло треснуло, когда створки дверей распахнулись. Я едва успел обернуться, как Клод де Бланше атаковал – отбросил меня на стену. Штукатурка посыпалась, а мои сломанные ребра полыхнули огнем. Лафитт направился к балкону, но я был так занят, отбиваясь от мальчишки, что оставалось только заорать, когда священник выбросил мое оружие в окно. Мадам де Бланше, будто почуяв присутствие нечестивого создания, поднялась и села в кровати, распустила шнуровку на сорочке и протянула к нему руки.
– Сынок, – сквозь слезы прошептала она. – Мой милый сыночек.
Этот милый мальчик снова отшвырнул меня на стену; ногти у него были остры и тверды, словно железо. Комната плыла у меня перед глазами, во рту ощущался горький привкус, и до меня дошло наконец, что Лафитт подсыпал мне в чай яд, приглушивший кровогимн у меня в голове. И когда вампир посмотрел на меня черными глазами, я понял, как сильно вляпался.
– На колени, – приказал Клод.
Эти два слова ударили по мне, точно пуля, обернутая в бархат. Желание угодить этой твари было столь же естественным, как дыхание. Я знал: уступи я ей, и все будет хорошо. Все будет просто чудесно. Но где-то в темном уголке сознания я еще помнил Серорука, пригвоздившего меня к дереву, и пламя его слов, прогнавшее мрак.
– Не слушай ни слова, когда они шипят, иначе быть тебе их обедом.
ebooksa