Империя вампиров

Солнце закатилось, а мои товарищи так и не вернулись. Сбежавшая холоднокровка хоть и была ранена, ночью станет многократно опаснее, и товарищи мои рисковали сильнее. В сотый раз я проклял себя за глупость.

– Что вас тревожит, сын мой? – спросил Лафитт, присаживаясь напротив.

Я сидел возле кровати мадам де Бланше, а Львиный Коготь держал под рукой. Кресло из красной кожи и роскошного бархата было такое большое, что я тонул в нем. Я взглянул на даму, обложенную горой подушек: бледная, как бумага, она дышала мелко и часто. Олдермен в это время работал у себя в кабинете дальше по коридору.

– Так, пустяки, отче, – вздохнул я.

– Вид у вас изможденный.

Я покачал головой: воспаленные глаза – это просто след причастия.

– Этой ночью я спать не лягу.

– Я о вашем священном ордене только слышал, – заметил Лафитт. – Мой папа рассказывал, как мальчишкой встретил одного из ваших: тот угодник убил ведьму, наславшую мор на деревню. Выследил и пригвоздил ее душу к телу холодным железом, а потом сжег тело. Я, правду сказать, считал это чепухой и нелепицей.

– Ведьм я не встречал, отче, но зло видел. Не сомневайтесь, оно ходит среди нас. – Я сглотнул. – Впереди темные ночи.

– Те, с кем вы столкнулись в катакомбах… они изменились?

Я кивнул.

– Я и прежде дрался с нежитью. Просто… не с такой. Женщина как будто… боялась. Мужчина велел ей бежать. Они словно помнили, кем были прежде.

– Я знал обоих, – сообщил Лафитт, промокнув вспотевшие губы платочком. – Мои прихожане. Эдуар Фарроу и Вивьен ля Кур. – Его рука задержалась над серебряным колесом на шее. – Весной собирались пожениться.

– А девочка? Ее звали Лизетта.

Лафит пожал плечами.

– В городе такого размера немало бродяг, инициат де Леон. Многие приходят и уходят, и еще больше тех, о ком потом никто и не вспомнит. Трагедия.

– Божья воля, – заявил я. – Все аки на небе, так и на земле – деяние длани Его.

– Véris, – улыбнулся священник. – Но если собираетесь бдеть до восхода, вам надо чего-нибудь выпить. Чай такого хорошего сорта – большая редкость в эти ночи. Грех переводить.

Я принял протянутую Лафиттом чашку и посмотрел в огонь. Вспомнилось, как мама, еще до мертводня, заваривала чай в большом черном чайнике. Мы с сестрами сидели за столом, и Амели сердито смотрела, как мы с Селин шумно играем в бабки. Сестренки мне не хватало, и я чувствовал вину за то, что не отвечал на ее письма. Думал, не стоит ли написать матери, спросить правду об отце. Часть меня не хотела больше ее знать, другая отчаянно в ней нуждалась.

– Santé, инициат. – Лафитт приподнял чашку.