– Светлой зари, брат Серорук, – холодным голосом высокородного произнес Талон. – Де Косте.
– Божьего утра, серафим, – ответили те.
Затем серафим посмотрел на меня, оглаживая длинные черные усы, как шестилетний ребенок гладит любимого котенка.
– Светлой зари, мой маленький дерьмокровка.
– Божьего утра, серафим, – со вздохом ответил я.
Талон слегка мотнул головой, приглашая следовать за ним, и мы прошли в оружейную. Хорошо было войти в жаркую кузню после дороги; под потолком звездами сияли химические шары. Вдоль стен тянулись стеллажи со сребросталью, а между их рядами я заметил Батиста Са-Исмаэля, юного чернопалого, сковавшего мой меч. Его темная кожа влажно поблескивала от пота, а мускулы бугрились, пока он катил бочку сырого кокса для печей. При виде нас он задержался и вытер лоб.
– Светлой зари, серафим, – произнес он своим теплым баритоном. – Сестра Ифе.
Талон кивнул, а Ифе поклонилась.
– Божьего утра, Са-Исмаэль.
Остальным кузнец искренне улыбнулся.
– И вам светлой зари, братья. Смотрю, вернулись с победой? – Он взглянул на меч у моего пояса. – Львиный Коготь проявил себя в первый выезд, де Леон? Убил им за меня какое-нибудь чудище?
– Один оскверненный священник выбросил его в окно, брат, поэтому боюсь, что нет.
Батист с улыбкой взглянул на Ифе.
– Зато ты ее наконец выгулял. Дамы это очень любят. – Он хлопнул меня по плечу теплой рукой. – Не переживай, Львенок, Бог еще предоставит тебе шанс исполнить Его волю.
Дьявол подери, как же мне нравился Батист. И не мне одному: в обществе чернопалого де Косте растерял все свое высокомерие. Даже Серорук будто готов был отбросить свою обычную сварливость. Когда Батист улыбался, то казалось, улыбается он именно тебе, и смеялся он от всей своей доброй души. Но вот серафим откашлялся, и Батист обернулся к нему.
– Вижу, что у вас дело, братья. Не стану отрывать от священного Божьего промысла. Подéлитесь своей историей сегодня вечером в трапезной за чашкой вина.
– Если не бутылкой, – подсказал Аарон.
Кузнец рассмеялся, сверкнув темными глазами.
– Во имя крови. До вечера,
Кивнув ему на прощание, мы двинулись дальше следом за серафимом и сестрой Ифе в ту часть оружейной, где мне еще бывать не доводилось. Путь нам преградили массивные, окованные серебром двери, отпиравшиеся серебряным же ключом на шее у Талона. За ними нас ждала просторная комната со стенами из темного камня. В воздухе витал запах старой крови. Высокий сводчатый потолок освещали все те же химические шарики, а стены покрывали изображения с анатомией холоднокровок, фей и прочих чудовищ. Однако центральное место в комнате занимал гигантский аппарат, подобных которому я и вообразить не мог.