– Я говорю о настоящем холоде, – сказал Габриэль. – Не о том, что в могиле, а о том, что загоняет тебя в нее. Когда не гнутся онемевшие пальцы, когда обручальное кольцо – как ледышка, и больно дышать. Вот о каком холоде речь.
Историк склонил голову набок и погладил бледными пальцами эмблему Честейнов, процитировав девиз клана:
– Беды червей волков не заботят.
Габриэль сделал большой глоток вина.
– Не скучаешь?
– По чему? По тщетности построения жизни, которая однажды пойдет прахом?
– По мягкой подушке после тяжелого дня в трудах. По улыбке в глазах дочери, когда появляешься на пороге. По радости в объятиях возлюбленной.
– Возлюбленной, которая состарится и увянет, тогда как я останусь неизменным? – Жан-Франсуа изобразил холодную и слабую улыбку. – Если только я ее не убью, разумеется. Молиться Богу и ангелу Фортуне, чтобы возлюбленная восстала целой и прекрасной, а не гниющей мерзостью? Или чтобы вовсе осталась мертва? – Вампир покачал головой. – Любовь – блажь для смертных, Угодник.
– Похоже на слова умудренного опытом.
– Муки пустого желудка, или переполненного мочевого пузыря, или от холодного очага. – Историк взмахнул рукой; на глаза ему упал золотистый локон. – Плоть, Угодник. Это все слабости плоти, а меня ни одна смертная боль не трогает. Ни один грех плоти не сравнится с моментом, когда молодая и горячая кровь бархатисто и густо разливается во рту. Подлый вор, время, уже не явится за моей красотой. И когда храм твоего тела, де Леон, сгниет и станет добычей червей, когда твои ребра станут их стропилами, а чрево – бальной залой, я останусь точно таким, какой я сейчас. Я неизменен. Вечен. И ты еще спрашиваешь, скучаю ли я по былому?
Габриэль с улыбкой поднял бокал.
– Поверь, вампир, вечно не длится ничего.
– Мое терпение – точно. – Жан-Франсуа постучал пером по странице. – Буря.
– Буря. – Габриэль со вздохом потянулся.
Было холодно, как в одинокой постели. С каждым годом зимы становились все суровее, и оттепели не успевали сменять их. Но я засиделся на юге в Зюдхейме, где все еще теплилась весна, и вот теперь, ссутулившись в седле и пряча руки под мышками, скучал по теплу и уюту. Поэтому, когда Хлоя сказала мне, перекрикивая воющий ветер: «Габи, больше так нельзя!», я с облегчением выдохнул облачко пара.
– Знаю! – Я мотнул головой в сторону бледных холмов. – Кажется, Винфэл всего в нескольких милях к северо-западу отсюда! Можем срезать через проселок и будем там через несколько часов!
– Дорогу знаешь? – прокричал Беллами.
– Мы знаем!
Из-за ослепительного снега возникла Сирша, обернувшая лицо волчьей шкурой. Рядом с ней кралась Феба: брови и усы у нее заиндевели.
– Так ведите же нас, прекрасная мадемуазель! – ответил Беллами. – Куда бы ты ни ступила, всюду за тобой воспо…
ebooksa