– Откуда говядина, Фиса? В деревне-то ярмарки не було…
«Убраться отсюда ко всем Нечестивым!» – Маришка молила весь Пантеон, чтобы они ушли, ушли!
Но они не уходили. Они всё говорили и говорили – где-то совсем рядом. И Маришка… не слушала. Уже не могла слушать. Только думала, молила весь Пантеон, чтобы они ушли.
– …не твоего ума забота! Делай свою работу! – полоса света под дверью моргнула.
Служанкины туфли замерли у кладовой, и Маришка почувствовала, как над губой выступают капельки пота. Позабыв о мышеловах, приютская так вжалась в стеллаж, что перестала чувствовать спину.
«Дальше! Идите же дальше!»
Однако прислужницы не двигались с места. Стояли прямо там – по ту сторону двери… и всё…
Маришка сглотнула. Во рту – явственный и отвратительный – стоял вкус желчи.
– …Но когда это уже закончится?!
Ковальчик не слушала. Не слышала ничего, кроме собственного прерывистого дыхания. Казалось, служанки по ту сторону двери говорят совершенно на другом заморском каком языке. Голова приютской отказывалась воспринимать их слова. Соображать вообще.
В темноте Маришка нашарила Володину руку. И в панике сжала – сильно-пресильно, словно пытаясь сказать:
«Сделай же что-нибудь!»
Но он стоял, что истукан, никак не отреагировав на её движение. Он словно и не дышал вовсе.
– …Славно, хоть есть эти чёртовы куклы! – Дверная ручка дёрнулась, и Маришка зажмурилась, совершенно отчётливо понимая – это
Всё случилось за долю мгновения.
Скрипнула ручка. Володя резко дёрнул Маришку на себя.
– Чт…
Обхватив её лицо ладонями, прижался к губам своими. Горячими, мягкими. Она оцепенела. Неровная линия его мелкого шрама оказалась прямо между её губами, а сухие корочки в уголках его рта кольнули нежную кожицу.
Доля мгновения…
Приютский с силой надавил рукой на её затылок. И ей никак – даже приди она в себя – невозможно было бы отстраниться. Маришка рвано выдохнула, ладони протестующе ударили в его грудь – скорее движимые инстинктами, чем головой, потяжелевшей, такой в тот миг бесполезной… А он вдруг скользнул свободной рукой промеж её бёдер. Такой же горячей, такой же напористой, как его губы. Как его язык.