Паучье княжество

«Слышали про Маришку?»

Впрочем, ежели домоприслужники его и различали – то не были ему противниками.

Закрывшись в ватерклозете, Володя разбил кулаки об умывальник.

– Проклятье! Проклятье!

Он знал, что её выпорют. Понял в один миг с тем, что им неизбежно быть обнаруженными. Но что ещё он мог сделать?

«Это меньшее из зол! – твердил он себе. – Меньшее!»

Он поглядел в зеркало, изъеденное влагой и временем до чёрных пятен. Всклокоченный, грязный. Приютской форме не скрыть смуглости кожи. Не замаскировать лукавства в умных тёмных глазах. Седая прядь белеет у виска насмешливым напоминанием об истинной его природе, о корнях.

Дадо тоже уродился с пегими волосами.

Цыган.

«Всегда отделаешься меньшей кровью, а? – голос учителя в голове звучал насмешливо. – Меньшей для себя».

Володя перегнулся через умывальник и харкнул отражению прямо в лицо.

Мог ли он придумать что-то другое?

Плевок скользнул по зеркалу вниз, смешался с мыльной лужицей на умывальнике. «Благонравие. Непорочность – единственное из богатств, доступное любой девице, независимо от её происхождения и толщины отцовского кошелька… – говорили волхвы на уроках Веры и Послушания. – Но утратив его, становится она не просто бесприданницей, как при утрате любого другого… осязаемого богатства. Она становится на шаг ближе к нежити. Становится чем-то сродни сточной канаве. Из неё пьют лишь упыри, псы и бродяги. Тогда как все остальные… привыкли туда опорожняться…»

Отражение смотрело на него болотно-зелёными глазами. Злыми, немигающими.

С этого дня Маришка Ковальчик станет называться не только Лгуньей и Воровкой. Теперь к ней пристанет кое-что куда более гнусное, куда более прилипчивое – уж в их-то тесном приютском кругу особенно. Потаскуха. Мокошина изменница.

«И в этом виноват ты!»

Он тяжело выдохнул.

«То была просто игра…»

Володя повернул вентиль, и в умывальник быстро закапала холодная вода. Он сунул руки под слабую струю и резким движением обмыл лицо. Вновь поглядел в зеркало. С Маришки грязь так просто было не смыть. Её совсем не смыть.

– Проклятье! – в последний раз рявкнул Володя, саданув по оловянному умывальнику. Мыльная лужица окрасилась алым.