Когда настало время обеда, трапезная гудела, будто осиное гнездо.
Обыкновенно за едой мало кто позволял себе говорить в полный голос. А кто позволял, мог получить наказание голодом на весь следующий день. «Когда я ем – я глух и нем!» – вот ещё одно правило, которое приютские воспитанники предпочитали быстро усвоить и безоговорочно придерживаться. Но только не в этот раз.
Приютские совершенно позабыли о правилах, которые, казалось, должны были хорошенько отпечататься где-то глубоко на подкорке.
– Вы слышали, слышали?
– Ну и дела, как же так…
– Он её прямо… совсем, что ли?
– Маришка потаскуха, и мамка её была потаскухой!
Маришка невидящим взглядом смотрела в миску с похлёбкой. Голоса вокруг сливались в единый, неоднородный гул. Тошнотворный, будто тисками сдавливающий голову.
Приютской хотелось зажать уши руками и завизжать, да погромче, только бы спрятаться от этого зловещего хора, не слышать его. Но она приказала себе сидеть неподвижно. Ни словом, ни действием не позволить им думать, будто она согласна на этот суд. Несправедливый.
Настя, сидевшая рядом, вдруг коснулась её ноги под столом. Невзначай будто бы, совсем легонько. Маришка и не знала, был ли то жест поддержки или случайность.
Она подняла на подругу глаза.
– Эта похлёбка мне и самой начинает надоедать, да и вкус, согласись, не то чтобы очень пг'иятный, – Настя осторожно улыбнулась, будто выдавала какую великую тайну. Затем придвинулась ближе и ободряюще улыбнулась краешком губ. – Ты же г'асскажешь мне, что случилось?
И это было словно пощёчина.
Везение
Гул. Он мог бы быть чем-то естественным, привычным. Как…
Как шепотки на уроках и в коридорах. Паромобили, снующие туда-сюда вдоль забора прежнего приюта. Ропот толпы на ярмарочной площади. Тот и вовсе казался всегда таким знакомым и родным, что лишь дополнял всю ту суету, что творилась вокруг. Был её частью. Таким… уместным её дополнением. Завершением. Его почти незаметно, с ним легко свыкнуться. Смотришь по сторонам на пёстрые: красные, жёлтые, синие – расписные игрушки, горшки и платки. И слышишь вроде бы всё. А в то же время – совсем ничего.
Гул. Он умел быть неприметным, каким громким бы ни казался сперва. Но не этот.
Маришка распахнула глаза, закрытые то ли на мгновение, то ли на целые минуты – теперь и не разобрать. Открыла глаза и увидела перед собой не ярмарочную площадь. Не цветастую утварь, шубки и резные деревянные игрушки на прилавках. Не чистенькие классные комнаты. И не чугунный забор. А только обеденную залу.
«Дерьмо…»
ebooksa