«Чт…»
Приютская развернулась на каблуках так резко, что взвизгнула половица. Щёки мигом стали пунцовыми. Но крепким словечкам было не суждено сорваться с языка. Свет из коридора разогнал темноту за спиной цыганского мальчишки. И приютская переменилась в лице.
Самодовольная улыбка сползла с Володиных губ.
– Чего ты? – проследив за её взглядом, он обернулся.
Кладовка и вправду была заставлена стеллажами. С высокими и широкими полками – как для кузнечных инструментов. Да только там хранились
Маришка оступилась, пятясь назад. За шиворотом словно забегали муравьи.
– ЧАГО ЭТ ТЫ ЗДЕСЬ ВЫНЮХИВАЕШЬ?!
Приютская зажмурилась.
Анфисин рёв, внезапный и оглушительно-громкий, едва не заставил её саму завизжать.
«Чёрт побери…»
Маришка заставила себя обернуться, медленно, обречённо, так и не смея открыть глаза. Уже ощущая призрачный привкус крови на языке – она всегда его чувствовала, всегда эта медная солонь. Так крепко впивались зубы при каждом ударе розог.
Она
Её не просто высекут, её…
От ужаса Маришка растеряла все мысли, позабыла на мгновение и о том даже, что тёмная каморка, где давеча прятались они от Серого,
Ей срочно надобно было что-то выдумать – какое-то оправдание, причину своего здесь нахождения… Думать не получалось.
Но когда Маришкины глаза наконец распахнулись, она увидала, что коридор по-прежнему безлюден.
И приютская замерла в недоумении.
Пару раз моргнула, а затем поняла – голос служанки доносится с лестницы. И виной всему пустота коридора, предшествующая ему галерея, что разносят Анфисины слова по всему этажу. Словно сам грёбаный дом насмехался над ними. Нет, служанка говорила не с ними. Там, в десяти аршинах от них слышался и сконфуженный лепет Серого.
Маришкины глаза забегали по коридору. Ей требовалось укрытие.
Звонкий шлепок пощёчины – эхо услужливо донесло его до её ушей.