– Не скажешь, возьму вон те ножнички, – она кивнула на стол. И Насте не нужно было туда смотреть, чтобы понять, о чём речь. – И буду выстригать твой язычок кусочек за кусочком. Коли собралась помалкивать, зачем тебе он тогда нужен, да?
Настя закрыла глаза.
Не смотреть. Всё, что было ей нужно –
– Ну чего же ты, детонька?
Вопреки всем усилиям, несмотря на тёмную завесу из век, что отделила её от подвала, голос служанки никуда не хотел пропадать.
– Где список, паршивка?! – рявкнула служанка, растеряв и без того не слишком большое терпение.
Рявкнула и с силой саданула по решётке. И грохот, сотрясший комнатушку, заставил Настины глаза распахнуться.
Анфиса скалилась, глядя на неё сквозь прутья клетки. Вжималась в решётку так, что кожа щёк под ней побелела.
– К-какой список? – прошептала приютская.
Так… Молчать не нужно. Нужно разговаривать. Заставить себя говорить. Да. Тётка Паулина…
– Списочек-то? Да тот, что вы свистнули у нас, Навьи отродья, – Анфиса шипела, будто змея. – Думали, не заприметим? У Терентия-то глаз что алмаз, детонька.
Настя сглотнула.
Мерзкий Володя. Мерзкий-мерзкий. Что с ней теперь будет из-за него?
Права была Маришка. Её милая, хорошая выдумщица-подружка. Она ведь поможет ей, правда? Она ведь не бросит её? Не уйдёт?
– Я… – Настин голос дребезжал, не хуже недавно ходившей ходуном решётки. – П-пг'остите, госпожа Анфиса. Я, к-к сожалению, не знаю ни о каком…
– Мерзкое отродье!
Анфиса снова с силой ударила по решётке. Её зрачки были совсем огромными, поглотившими почти полностью тёмную радужку. Её глаза были… совсем больные. Как у измученных пытками осуждённых. Как у полоумной бабки, слоняющейся вдоль забора прежнего их приюта. Там. В Ирбите.
– Скверна на нашей чистой земле! – служанка рычала. Не говорила. Рычала, как израненный зверь.
Настя поджала колени к груди и зашептала: