Неведомый

– Все это, конечно, здорово и очень мило, – голос Рунд дрогнул, выдавая волнение, – но с чего вы решили, что я буду вам помогать? Особенно ты. – Рунд дернула подбородком, указывая на Якоба. – Или самому страшно выйти против Трясучки один на один? Прячешься тут, как норная крыса. А твой народ больше десяти лет проливает кровь. Их вешают, сжигают, пытают. Изучают, как скотину. И все, что ты сделал, когда выбрался из горы, это перерезал им глотки, одному за другим. Я видела. – Рунд улыбнулась шире, но Якоб, внимательно на нее смотревший, нисколько не поменялся в лице. Огромные глаза сверкали, как драгоценные камни, и в них не было ничего: ни гнева, ни радости, ни любопытства. – Так ты поступаешь с теми, кто хранил тебе верность, кто ждал тебя и верил тебе? И чем после этого ты лучше Абнера? Или императора Небры?

– Хочешь сказать, ты на их стороне? Тех, кто сломал твою жизнь? – Якоб подался вперед, как будто хотел лучше расслышать ее слова. В длинных черных прядях запутались перья, мелкие монеты и бусины, и каждый раз, когда Якоб двигал головой, они принимались звенеть. – Или ты полоумная?

Рунд захохотала так громко и безумно, что даже Дамадар, стоявший рядом, вздрогнул от неожиданности.

– Да срать я хотела на вас всех. На все ваши разборки, престолы, короны. – Слова ее вылетали изо рта, как ядовитые плевки, и впервые в жизни Рунд чувствовала себя счастливой. Оказывается, ругаться с королями и князьями – вполне неплохое удовольствие. Пусть и опасное. – Мне абсолютно безразлично, что вы делаете и с кем. И кто из вас победит, мне начхать. Можете перебить друг друга, я буду только рада.

– Отчего же ты тогда не убежала прочь? – Дамадар опустился на пол рядом с ней, и впервые в его голосе не прозвучала издевка – искренний интерес. – После того, как покинула крепость. Если тебе все равно, почему не ушла? Мир большой, а клеймо свести гораздо легче, чем вешать воронов. Хоть ты и приметная, могла сойти за бандитку, уйти к контрабандистам – Три сестры принимают таких охотнее, чем тебе кажется.

В ответ Рунд фыркнула:

– Что, даже не вырвете мне язык за мои слова?

Якоб ответил ей ухмылкой:

– Я уважаю правду. А ты говоришь прямо и честно. Иметь такого врага уже само по себе неплохо. Ну, так почему же ты не убежала, куда глаза глядят, раз клятвы для тебя – ничто?

– У каждого из нас своя цель. Я хотела вернуть долг – только и всего.

– А-а-а-а, – понятливо протянул ворон и скривился, – долг. Слишком громко. Наверняка месть, я угадал? Да тут и думать нечего. Чего может желать девочка, преданная собственным отцом, отданная на поругание в чужую страну, где все – враги и ни одного друга вокруг? Но, видишь ли, мой счет к Титу более давний и покрупнее твоего. – Сообщив это, Якоб провел пальцем по сколу на одном из черепов. – Его подлая душа задолжала мне слишком многое. Надеюсь, ты не очень огорчишься, что я погасил оба наших долга разом? Считай это моим подарком. Залогом будущего удачного союза.

– Что?

Дамадар закашлялся и принял вид человека, невероятно увлеченного чисткой трубки. Он начал ковырять чубук пальцем, а Нандо вернула ладонь на плечо Рунд. Якоб наблюдал за ней исподлобья, и взгляд его преисполнился злорадства. Высокий и тощий, ворон походил на долговязую цаплю чрезвычайно некрасивого вида. Огромные глаза смотрелись чудно на узком лице. Ноздри загнутого носа хищно раздувались, как будто Якоб постоянно вынюхивал своих врагов.

С такой постной высокомерной рожей только нужники чистить, а не править княжеством. «Королевством», – поправила саму себя Рунд. Сместив Абнера, Якоб получит две короны вместо одной. Вот только скорее она сама спляшет голышом, чем это случится.

– Мы встретились недавно. Тит притащил свой железный зад в деревню, собираясь спасти людей от моего меча. Жалкое зрелище. Я возненавидел молодого и сильного воеводу, а мстить пришлось слабому старому лорду. Пьяный, и воняло от него блевотиной. – Якоб медленно скривил губы в улыбке. На впалых щеках проступили красные пятна. – Узнал, что ты у меня в плену. Страшно огорчился, заплакал, встал на колени. Бормотал какую-то ересь, просил прощения. – Издав короткий смешок, Якоб добавил: – Просил обменять свою жизнь на твою.

Сердце Рунд забилось медленнее, как будто желало остановиться. Тит вынырнул из глубин памяти – несчастный человек, уничтоженный самим собою. В ее видении он выезжал из ворот Горта – одинокий, побитый временем и невзгодами. Похожий больше на бездомного скитальца, чем на самого себя много лет назад. Крепко сдружившийся с вином, Тит утратил вслед за честью силу и красоту. Он ехал в западню – вряд ли их с Якобом встреча оказалась простым совпадением. Нет. Рунд был знаком взгляд Якоба: точно так же на нее из зеркала смотрело собственное отражение. Из года в год, мучаясь в Паучьей крепости, Рунд мечтала о мести и представляла ее свершенной.

Того же жаждал и Якоб, лишившийся дома и семьи.

– И… – Рунд сжала кулаки, и отросшие ногти впились в кожу. – Что ты ему ответил?

Якоб некоторое время молча буравил ее своими глазищами. После поднялся, отряхнул длинный плащ и, подойдя, присел на корточки напротив. От него пахло смолисто-дымным можжевельником и хвоей. Он сам как будто был костром – жертвенником, поглощавшим человеческие жизни.

Ледяное, опасное прикосновение его пальцев заставило Рунд оцепенеть. Она сомневалась в богах даже после того, как они говорили с ней. Но сейчас, глядя в колдовские глаза Якоба, понимала, что не может двинуться с места. От него исходила сила – не магия, нет. Власть. Власть – вот настоящий бог этого мира. И он был в крови Якоба, в его словах, в его взгляде. Тьма, которая надвигалась, не бушевала – неумолимая, как течение времени, она поглощала все, чего касалась. И после нее ветер кружился, разнося пепел над сгоревшими остовами.