– Для того, сэр, чтобы предоставить вам дорогу с гладким покрытием, такую дорогу, о какой вы и мечтать не смели!
– Откуда там дорога? Да еще с покрытием?
– Музейные полы: мраморные плиты, прекрасные, дивные, безупречно гладкие; да-да, они как раз подойдут для ваших нужд.
– Это для каких же?
– Не задавайте дурацких вопросов! Каждую ночь вы сможете седлать своего демона и колесить на нем, сколько душе угодно, мимо полотен Рембрандта, Тернера и Фра Анжелико, лавировать среди греческих статуй и римских бюстов, аккуратно объезжая фарфоровые и хрустальные вазы. Будете являться по ночам, словно Люцифер.
– Господи, – выдохнул Уэзерби. – Как же я сам-то не додумался?
– Да вы бы не отважились спросить разрешения!
– А ведь это единственное место в мире, где полы – как дороги будущего, пути в завтрашний день, мостовые без булыжников, чистые, как лик Афродиты! Гладкие, как зад Аполлона!
Уэзерби часто заморгал и не сдержал слез, которые накопились у него за долгие годы, прожитые в убогой лачуге.
– Не плачьте, – сказал доктор Гофф.
– Это слезы радости. Надо дать им излиться, иначе я просто лопну. Вы меня не обманете?
– Вот вам моя рука, любезнейший!
Они пожали друг другу руки, и по щеке славного доктора тоже скатилась непрошеная капля влаги – правда, только одна.
– Не умереть бы от радости, – выговорил Уэзерби, утирая слезы кулаком.
– Это лучшая смерть! Итак, завтра к ночи, договорились?
– Но что скажут люди, когда я поведу свою машину по улицам?
– Если кто-нибудь спросит, скажем, что вы – цыган, укравший реликвию из будущего. Ладно, Элайджа Уэзерби, мне пора.
– На спуске смотрите под ноги.
– Разумеется.
Едва протиснувшись в дверь, доктор споткнулся о камень и чуть не упал, а из толпы его спросили: