К нему стало возвращаться спокойствие, взгляд говорил о поисках выхода, рука легла на перила, тянувшиеся туда, где, не оборачиваясь, стояла Шейла.
– Если эта теория справедлива…
– Справедлива, – прошептала она. – Каждая клеточка, каждая пора, каждая ресница. Через девять лет…
– Да, да, я понимаю. Но послушай и ты меня.
Он проглотил застрявший в горле комок, и это помогло ему переварить решение, которое он и принялся излагать – сначала сбивчиво, потом немного спокойнее, потом с крепнущей уверенностью.
– Если все, что ты описала, произошло на самом деле…
– Да, это так, – шепнула она, склонив голову.
– В таком случае, – медленно договорил он, – это произошло и со мной.
– Что? – Она едва заметно подняла голову.
– Такое ведь не может случиться с кем-то одним, правда? Это бывает со всеми, во всем мире. Тогда надо признать, что все мое существо девять лет изменялось одновременно с твоим. Каждая родинка, каждый ноготь, всякие там дермисы-эпидермисы. Я ничего такого не замечал. Но это не влияет на суть дела.
Шейла вскинула голову и расправила плечи. Томас поспешил договорить:
– Если все это правда, то я и сам обновился, как ни крути. Прежний Том, Томас, Томми, Томазино остался в прошлом, сбросил кожу.
Она слушала с широко раскрытыми глазами. Он закончил:
– Выходит, мы оба стали совершенно другими. Ты – прелестная незнакомка, о которой я мечтал весь последний год. А я – тот другой, кого ты отправилась искать. Так ведь получается? Согласна?
За едва уловимым колебанием последовал еле заметный кивок.
– О мадонна! – выдохнул он.
– Меня не так зовут, – сказала она.
– Отныне – так. Новая знакомая, иная сущность, другое имя. Тебе как раз подходит. О моя Донна!
Поразмыслив, она спросила:
– А ты тогда кто?