— Корнилий, уведи его, — поморщившись, распорядился я.
Когда остались одни я долго смотрел на гнилого корыстолюбца, карьериста и профессионального предателя. И вот чего с ним делать? Убить или заслать в Сибирь — не вопрос. А дальше что? Мне толковые люди нужны. А этот по всему выходит — ловкая шельма. И я теперь про него знаю едва ли не все…
Грамотин тем временем бледнел и скукоживался прямо на глазах. От недавнего роскошного кавалера мало что осталось. Но все же облика человеческого он не потерял, держался, как мог. Это хорошо.
— Значит так, разлюбезный мой Иван Тарасьевич, тут тебе момент истины. Исповедуйся мне, аки отцу духовному по всей правде, расскажи все, что знаешь, ничего не утаивая. И может быть, я тебя прощу. Но берегись коли что скроешь, а потом я вызнаю, не просто смерти предам, а люто казню.
— Все скажу, государь, — опять упал Грамотин на колени.
И полилась из дьяка правда-матка. Начал едва ли не от сотворения мира, из младых лет, потом и про самозванцев поведал, как им служил, как выслуживался. И про ляшского круля. А дальше пошло ближе к теме. Раскололся до задницы, сдав всех одним махом. Никого, аспид, не пожалел…
Долго пел он арию заморского гостя, изредка переходя с тенора на фальцет. Рассказал о том, как плел интриги на Москве, желая продвинуться в чинах и доходах, как сообщался с патриархом и боярами, как уговаривался о мятеже. Но тем часом сам жаждал не свержения моего, а приблизиться к высоким должностям. Ну, это не факт, хотя, если по его характеру судить — запросто.
— Вот что тебе скажу, мил человек. Казнить тебя покуда не стану. Но не прощаю. Жить тебе вроде как в долг. Будешь отныне псом моим цепным, знающим лишь руку хозяина. Какую кость брошу, то и твое. А больше ничего! Но помни, один раз украдешь хоть копейку, обманешь, не так сделаешь, начнешь выкручивать, не сносить тебе головы. Понял меня, убогий?
— Благодарю, ваше величество, век молить бога буду, отслужу верой и правдой!
— С розыска бунташного тебя снимаю. Занимайся иноземцами и беженцами. Но учти, хоть один скажет, что ты с него взятки или подарков требовал — собаками затравлю, чтобы порвали на клочья. И еще, стрельца этого тронуть не смей. Все же он, сукин сын, в свое время мне великую службу сослужил. А чтобы соблазну не было помни, что Михальский за тобой приглядывать будет. Все, ступай.
Не чаявший уже спасения дьяк, с трудом приподнялся и на негнущихся ногах, хотел было подползти, чтобы поцеловать полу кафтана, но я ему не позволил.
— Ты еще здесь?
— Ухожу, ваше величество, — пробормотал тот и, пятясь, выполз из кабинета.
— Вот так, — вздохнул я, глядя на Михальского. — В кои веки показалось, что толкового человека встретил, ан видишь, как все обернулось?
— Да простит меня ваше величество, — скупо улыбнулся литвин, но не вы ли однажды сказали мне, что всякий может принести пользу, будучи правильно употреблен? Отбросов нет, есть кадры, так кажется?
— Все-то ты помнишь, дружище! Кстати, не знаешь, что там за шум. Вроде как женщины кричат?
— Полагаю, пани Анхелика вернулась, — равнодушно пожал плечами Корнилий, бывший, как всегда в курсе всех событий.
— Вот как? — немного смутился я.
— Не беспокойтесь, ваше величество, — ухитрился остаться серьезным бывший лисовчик, хотя в глазах его промелькнула лукавая усмешка. — Мне почему-то кажется, что эта женщина более не станет вам докучать.
На площади перед Золотым крыльцом яблоку негде было упасть. В первых рядах стояли бояре, за ними окольничие и думные дворяне, а дальше дьяки всех разрядов, подьячие, писцы, выборные люди от стрелецких и солдатских полков и прочие чины.
ebooksa