— Как угодно, — немного поскучнел половой, но в этот момент молодой человек сунул ему монетку и тот, разом повеселев, вихрем умчался выполнять заказ.
— Вы тоже за то чтобы драться с турками, как эти господа? — показал на шумную компанию Клим.
— Лично я, нет, — пожал плечами его новый знакомый. — В войне нет ничего хорошего, уж я-то знаю, о чем говорю. Хотя, если быть откровенным, мы в Литве не верим, что с татарами может быть мир.
— Вы воевали? — высоко приподнял бровь Рюмин. — Простите мое удивление, но вы так молоды.
— Да. Я принимал участие в походе на Москву и, хотя для меня та несчастная кампания закончилась более чем благополучно, я до сих пор с содроганием вспоминаю, через что мне пришлось пройти.
— Вы позволите вас угостить, пока доставляют заказ? — поднял кувшин Клим.
— Только если вы, в качестве ответной любезности, разделите со мной трапезу.
— Благодарю, но я уже сыт, — едва заметно улыбнулся дьяк, и наполнил глиняные кружки до краев.
— Прозит! — отозвался его новый знакомый и немедленно выпил. — Езус Мария, как мне этого не хватало!
— Так значит, вы не слишком уверены в польском воинстве? — продолжил расспрашивать Рюмин, видя, как заблестели глаза собеседника.
— Я этого не говорил, — замотал головой литвин. — Наши гусары — самая лучшая конница во всем мире и никто не сможет устоять перед ее натиском. Да вот беда, кварцяное войско[37] слишком мало, а магнаты приводят на поле боя свои регименты[38], только когда дело касается их лично.
— Но ведь его величество всегда может призвать на службу казаков, не так ли?
— Конечно, герр Рюмме, — скроил кислую рожу Корбут. — Вот только это такое лекарство, что ничуть не лучше болезни.
— Отчего вы так думаете?
— Вы, верно, издалека, раз спрашиваете такие вещи! Запорожцы, чтобы вы знали, такие же разбойники, что и татары, хоть и называют себя христианами. Стоит им почуять силу, они сразу начинают требовать себе новых привилегий, расширения реестра и прочих невозможных вещей.
— Я слышал, что король Сигизмунд и без того обещал им…
— Да им, пся крев, сколько ни обещай, все мало! — громыхнул по столу кулаком Янек, но тут же устыдился своей грубости и продолжил уже спокойно. — Прошу прощения у вашей милости, что повел себя столь недостойно, да только казаки те еще собаки!
Пока они так беседовали, компания, занявшая место в центре зала совсем уж упилась, и дородному шляхтичу стало не перед кем витийствовать. Убедившись в очередной раз, что его никто не слушает, он махнул рукой и, обведя заведение мутными глазами, сфокусировал их на Рюмине с его соседом.
— Разрази меня гром, да это же никто иной как пан Ян Корбут! — вскричал оратор и почти бегом бросился к их столу.
— Пан Адам Криницкий? — удивился молодой человек.