Как-то друзья все вчетвером нарвали в горах свежей травы, пришли в коровник. Вол лежал в дальнем углу, рядом с ним сидел на корточках дед Муниля и гладил его по впалым бокам. Муниль положил перед мордой Оллука пучок травы.
— Ну как, не лучше? — тихо спросил он.
— Куда там! — Дед безнадёжно махнул рукой. За эти тяжёлые дни он ещё больше состарился, стал ещё суше и словно бы меньше ростом.
К деду несмело приблизился Кёнпхаль.
— Что с ним, дедушка? — спросил он тихо.
— Кабы знать, разве допустили бы до такого? — вздохнул дед и, кряхтя, поднялся: — Помогите-ка сменить солому…
Ребята приподняли задние ноги вола, дед поменял подстилку. Чхонён сунул охапку травы прямо волу в морду, но тот даже глаза не открыл, только вздохнул.
— Поешь, милый, поешь…— приговаривал дед, ласково похлопывая вола по спине.
Потом, так ничего и не добившись, дед Токпо пошел, прихрамывая от усталости, в угол, где хранились корма. Муниль непонимающе смотрел ему вслед: «Зачем он идёт туда? Ведь Оллук всё равно ничего не ест».
Дед принёс большую пузатую бутыль с наклейкой, вылил из неё на тарелку какую-то жидкость и снова вернулся к волу.
— Поднимите ему голову,— хмуро буркнул он.
Ребята подняли тяжёлую голову Оллука, и дед, осторожно раздвинув ему пальцами губы, влил волу в глотку лекарство.
— Да… Не было горя…— вздохнул старик.— Девятый день мается…
— Может, он съел что-нибудь? — несмело предположил Мёнгиль, но дед покачал головой:
— Я ж ему корма-то даю, никто другой…
Снаружи послышались голоса. В коровник вошли мать Мёнгиля и её заместитель — высокий толстяк, дядя Кёнпхаля.
— Ну как дела? Полегче? — зарокотал толстяк басом.
— Какое! — махнул рукой дед.— Подыхает Оллук, как есть подыхает!..
Мать Мёнгиля молча присела рядом с волом, подняла ему веко. Вол не пошевелился.
— Когда вы заметили, что вол заболел? — спросила она.