Левее, ближе к дороге, возвышался на бугорке барак с высоким крыльцом и дверью с длинной железной накладкой. Рядом притулилась не то банешка, не то амбарчик с маленьким низким оконцем без стекла, за ним виднелся колодец с двускатной крышей над срубом и, наконец, здесь же, на пятачке, стоял невысокий глаголь с куском рельсы, звон которой поутру и слышала Варя.
Ни людей, ни скота не было видно в этом странном поселке и, если бы не дым над одним из бараков, его следовало считать вымершим. Но он еще не вымер — он вымирал.
Едва подошли к этому первому бараку, как вскинулся от крыльца черный кобель, оскалив зубы, угрожающе зарычал. Тотчас вышел высокий в форме молодой человек в фуражке со звездой. Начальственно-строго спросил:
— Кто такие, документы!
«Вот тоже и тут: вынь да положь документы», — с тоскливой злостью подумалось Варе, но ответила-то она готовно весело:
— Документ у нас во-о, на большой! Вы — стрелок, помощник? Мне и говорили фамилию, да я забыла…
— Ужаков.
— Точно, Ужаков! А коменданта Легостаева нет?
— Товарищ Легостаев выехали за пределы поселка. Да вы кто, зачем? — сытое, широкое лицо здоровенного стрелка мучилось недоумением. Он даже глазами заморгал — напориста девка. — Заходите, пожалте…
Поднялись на крыльцо. Варя твердо приказала Кольше:
— Вы, товарищ Николай, посидите тут, на крылечке, в комнате, наверное, душно.
— Нажарило за день, — коротко согласился Ужаков.
Поселковая комендатура занимала довольно большую часть жилого барака. От жилья ее отделяла рубленая стена. Внутри служебное помещение перегораживала почти надвое тесовая заборка. Дверь в заборке отсутствовала, проем завешивался черной занавеской, но сейчас она была откинута, и в глубине маленькой комнатки виднелся обеденный стол с закопченным чугуном и деревянной хлебальной чашкой. Там же стоял закопченный чайник. Варя пригляделась, увидела и спинки двух низких солдатских кроватей, застланных тощими казенными одеялами.
Неприглядным оказалось и служебное помещение. Две лавки по стенам да простой стол, накрытый серым шинельным сукном. В углу стоял окованный железными полосами шкаф, к нему жалась винтовка со старым истертым ремнем.
В глаза Варе бросился плакат на стене. На газетных склеенных полосах красными чернилами было старательно написано кистью: «Вся история есть не что иное, как образование человека человеческим трудом. — К. Маркс».
Ужаков рывком, неловко — чуть не сшиб висящую на проволоке керосиновую лампу под широким жестяным абажуром, сел за стол, выложил на сукно свои большие, костлявые ладони. Хозяйски осмотрел чернилку-непроливашку, ручку, зажелтевшие бумажки на столе, какую-то толстую затрепанную книгу и, наконец, напрягся лицом.
— Слушаю, как вас…
Варя неторопливо расстегнула жакет, достала справку и подала.
Стрелок внимательно поглядел на бумагу, что-то пожевал сухими заветренными губами, удовлетворенно хмыкнул и вернул лист.
— Все в порядке, документ на двоих… Он откинулся на спинку стула и уже по-свойски спросил: