Ни на минуту она не пытается замять основной вопрос процесса. Они собирались осудить её именно за то, что она объявила себя посланной Богом без их разрешения; и она всё время вдалбливает им, как ударами молотка: да, действительно, я пришла по повелению Божию, я получила откровения от Него!
Не добившись от неё присяги, кроме такой же, как накануне, они стали допрашивать её о её детстве. Так возник этот нежный, пронизанный светом рассказ о Домреми и о первых Голосах.
И сразу же они стали требовать от неё материальных уточнений о том, что и как она воспринимает; и тут же оказалось, что такие уточнения она дать не в состоянии.
«Каким образом она (при первом видении) могла видеть свет, раз она говорит, что свет был со стороны?»
«Она ничего не ответила и заговорила о другом:
– Мне думается, что этот Голос честен. И верю, что этот Голос был мне послан от Бога.
И в ответ на новый вопрос Бопера:
– На этот раз вы от меня ещё не услышите, в каком виде являлся мне Голос!
После расспросов о встречах с Бодрикуром, о путешествии к королю они заговорили об одном из главных пунктов обвинения: о мужской одежде, противоестественной и богомерзкой печати.
Она всё приняла на себя:
– Насчёт одежды я не возлагаю ответственности ни на одного человека.
И сразу сказала, «что её Голоса повелели ей одеться мужчиной» (на этом месте судьи опять фальсифицировали латинский перевод, поставив вместо этого, что она стала «путаться» в своих заявлениях и «не дала ясного ответа»).
– Я неизбежно должна была сменить свою одежду на мужскую. И знаю, что мой Совет подсказал мне верно.
Наконец они подошли к шинонской тайне.
Она сказала, что узнала Карла VII по указанию Голосов. Судьи, без сомнения, уже слышали об этой знаменитой истории и хотели знать прежде всего, каким образом она его узнала.
Не было ли при этом света?
– Пропустите это.
Не было ли ангела над головой короля?
У неё вырвалось:
– Пощадите меня… Пропустите это!