После утверждения правительством Нового канонизма в 1926 г. и принятия Конституции 1927 г. греческие власти предприняли все меры, для того чтобы прекратить, за редчайшими исключениями, приток на Афон русских иноков. Новое положение юридически создало препятствия для пополнения святогорцев за счет негреков. Таким образом, русское монашество на Афоне не могло существенно обновляться даже теми эмигрантами, что были готовы принять постриг. Вводились серьезные ограничения и для иностранных богомольцев: они теперь получали визу лишь на краткий срок.
Последним значительным по численности пополнением русских обителей Святой Горы были монахи из входивших тогда в состав Чехословакии Закарпатья и Пряшевской Руси (карпаторуссы). В 1922–1928 гг. оттуда только в Свято-Пантелеимоновский монастырь приехали 22 инока. Однако их приезд вызвал сильное неудовольствие Константинопольского Патриарха Василия. По его настоянию трехчленной комиссией Кинота было проведено расследование — не являются ли они униатами, но это подозрение оказалось опровергнуто. На запрос игумена Мисаила управляющий Карпаторусской епархией епископ Мукачевско-Пряшевский Серафим (Йованович) 5 сентября 1928 г. сообщил, что все находящиеся в составе братии Руссика 16 карпаторуссов перешли в Православие в 1920–1921 гг. и должны считаться православными на законном основании[369].
Это не удовлетворило Вселенского Патриарха, и 25 июля 1929 г. он отправил послание эпистатам и антипросопам Святой Горы, в котором писал, что во время пребывания Патриаршей экзархии на Афоне было обращено внимание на принятых в качестве монахов униатов или лиц, происходивших из униатов (прибывших из Чехословакии). Проведенное в этой связи трехчленной комиссией Кинота расследование не было признано удовлетворительным, и Константинопольский Синод постановил рекомендовать провести полное и точное выявление всех подобных лиц, и если найдутся принявшие монашеский постриг без достаточных канонических оснований в Руссике или другом месте, то их следует передать в монастыри, «строго соблюдающие монашеский чин». В заключение Патриарх писал: «Причем следует принять подобающие меры, чтобы никогда более не проникали лица из чужих стран, и, чтобы не принимались в монастырях лица, или же неизвестные и сомнительные относительно их вступления в Церковь, или же в смысле возраста не удовлетворяющие условиям нового устава»[370].
Большая заслуга в разрешении их пребывания на Афоне принадлежит представлявшему в то время (с 25 ноября 1928 г. по 1 января 1937 г.) Свято-Пантелеимоновский монастырь в Киноте в качестве антипросопа иеросхимонаху Сергию (в миру Сергею Николаевичу Тютину, 1869–1942). Он смог доказать, что карпаторуссы — истинно православные верующие. В своем выступлении на заседании Константинопольского Священного Синода отец Сергий говорил: «Вся Европа знает, что угро-руссы полтора столетия боролись за свое православие и только насилием были вынуждены поминать имя папы при богослужении, и как только они освободились от Австрийской власти, сейчас же возвратились в Православие… Они сто лет боролись за Православие, и такие люди не могут не знать догматов. Патриархия должна радоваться, что 1,5–2 миллиона униатов обратились в Православие»[371]. Настойчивость иеросхимонаха Сергия имела успех, и Синод отказался от выдворения карпаторуссов с Афона.
В числе карпаторуссов, пополнивших ряды русских святогорцев, прежде всего братию Свято-Пантелеимоновского монастыря, были: иеродиакон Давид (Цубер, с 2 января 1983 г. в схиме Димитрий, 1905–1987), который после Второй мировой войны в течение многих лет был представителем Свято-Пантелеимоновского монастыря в Священном Киноте и Священной Эпистасии, а также экономом; схиархимандрит Гавриил (Легач, 1901–1977), служивший с 1965 г. наместником, а в 1971–1975 гг. настоятелем обители; иеросхимонах Серафим (Текза, 1901–1982), исполнявший послушание письмоносца, заведовавший монастырской аптекой, больницей и гостиницей[372]; схимонах Иоанн (Попович, 1904–1951), около 20 лет заведовавший пасекой в метохе Крумица; схииеродиакон Андрей (Нулей, 1903–1989), с 1943 г. несколько десятилетий заведовавший ризничной мастерской[373], и др. Однако в 1928 г. греческое правительство перестало выдавать визы и карпаторуссам, в связи с чем приезд на Афон новых послушников и монахов из Закарпатья оказался невозможен.
В своем письме матери Елене Геннадиевне Кривошеиной от 17 (30) января 1932 г. монах Василий (Кривошеин) отметил: «О православном движении на Карпатах я хорошо осведомлен, ибо в нашем монастыре живет 21 монах из Карпатской Руси. Они бывшие униаты, много пострадавшие за Православие и непризнание унии. Все они сравнительно молодые люди (26–40 лет), из крестьян, очень ревностные православные и хорошие монахи. К нам они поступили в 1922–28 гг. и продолжали бы поступать и сейчас, если бы греческое правительство не запретило бы им этого. Им просто отказывают в визе! А помимо их поступления в Монастырь почти никого нет. За истекший 1932 год опять умерло 20 человек, остается братии всего около 380 человек. Беженцев [т. е. русских эмигрантов] к нам поступило за все время сравнительно мало, сейчас у нас в монастыре их около 10 человек. Несколько больше в других обителях и келлиях (вместе взятых)… Читаю вообще много и в ущерб молитве. Хорошо только, что в монастыре имеются некоторые старцы большой духовной жизни (большей частью простые монахи — как, например, о. Силуан[374]) — от них можно многому научиться»[375].
Особо следует отметить, что братия Свято-Пантелеимоновского монастыря и других русских обителей Афона активно помогала новым приходам и монастырям, создаваемым эмигрантами из России во Франции, в Чехословакии, Бельгии и других странах, но прежде всего в Югославии. Во Франции насельник Свято-Пантелеимоновского монастыря схиархимандрит Алексий (Киреевский) основал скит Всех святых в земле Российской просиявших вблизи г. Мурмелон Ле Гран, в провинции Шампань. Весной 1931 г. настоятель Руссика архимандрит Мисаил с охотой благословил русское типографское и миссионерское монашеское иноческое братство преподобного Иова Почаевского в селе Ладомирова (Владимирова) на востоке Чехословакии (в так называемой Пряшевской Руси). Это братство представляло собой самый успешный образец возрождения русского монашества в условиях эмиграции. 10 апреля 1931 г. игумены трех главных русских обителей Афона подписали специальную грамоту в поддержку миссионерской деятельности руководителя братства преп. Иова Почаевского архимандрита Виталия, за которой «давно с вниманием и радостью» следили. Миссионерской обители преп. Иова Почаевского также были пожертвованы: от Свято-Пантелеимоновского монастыря — икона св. великомученика Пантелеймона; от Свято-Андреевского скита — список чудотворной Иверской иконы Божией Матери, от Свято-Ильинского скита — икона св. пророка Илии[376].
В 1932 г. братия Свято-Пантелеимоновского монастыря помогла в строительстве храма святого и праведного Иова Многострадального в память царя-мученика Николая II «и всех русских людей, богоборческой властью в смуте убиенных»[377]. В 1934 г. в благословение общины главного храма русской эмиграции в Югославии Свято-Троицкой церкви в Белграде игумен Мисаил передал ей часть мощей святых угодников Божиих[378]. Подобную помощь русские святогорцы оказывали и другим эмигрантским общинам и монастырям, созданным эмигрантами из России.
13 (26) сентября 1932 г. на Афоне произошло страшное землетрясение, которое стало новым несчастьем для русских обителей, сильно пострадавших в материальном плане. Эпицентр землетрясения силой семь баллов находился около фракийского г. Иериссоса, который был почти полностью разрушен, как и несколько соседних деревень, погибло около 500 человек. Отдельные удары продолжались несколько дней, монахам приходилось спать под открытым небом. Из русских обителей особенно пострадали Свято-Андреевский и Свято-Ильинский скиты, понесли урон и различные келлии. В Свято-Пантелеимоновском монастыре оба собора дали глубокие трещины, во многих местах были повреждены крыши и трубы, обваливалась штукатурка. В монастырском метохе Крумица и в ските Фиваида разрушения оказались особенно велики, так как эти места в северной части Афона были ближе к эпицентру землетрясения[379].
Свое свидетельство об этом событии в Свято-Пантелеимоновском монастыре оставил преп. Силуан Афонский: «14-го сентября 1932 г. на Афоне было сильное землетрясение. Произошло оно ночью, в четвертом часу [по европейскому времени — в 21 час 26 сентября], во время бдения на Воздвижение. Я стоял на хорах, близ исповедальни отца Наместника, а сам Наместник стоял рядом со мной, вне исповедальни. В исповедальне из потолка упал кирпич, и посыпалась штукатурка. Сначала я немного испугался, но скоро успокоился и говорю Наместнику: „Вот Милостивый Господь хочет, чтобы мы каялись“. И смотрели мы на монахов, и внизу в храме и на хорах, и мало кто испугался, человек шесть приблизительно вышло из Церкви, а остальные оставались на месте, и бдение продолжалось своим порядком, и так тихо, как будто ничего не случилось. И думал я: как много благодати Святого Духа в монахах, что при столь сильном землетрясении, когда трепетал весь огромный корпус монастырский, сыпалась известка, качались паникадила, лампады и подсвечники, на колокольне звонили колокола, ударил даже большой колокол от сильных сотрясений, а они остались покойны»[380]. После землетрясения братии всех русских обителей пришлось заниматься неотложным восстановлением пострадавших строений.
На годовщину землетрясения 26 сентября 1933 г. писатель Б. К. Зайцев откликнулся очерком «Афонские тучи» (опубликованном в парижской газете «Возрождение»), в котором писал: «…Много поэзии и красоты на Афоне. Но не из одной поэзии состоит жизнь. Монастырь не рай, и монахи не ангелы. Жизнь этих немолодых, в большинстве даже старых людей устремлена к вечности, но имеет и внешние условия. Эти условия из года в год хуже. Россия отрезана. Притока свежих сил почти нет. Афонцы чувствуют себя очень заброшенными. Старики вымирают — смены нет. Добывать пропитание, одеваться, поддерживать храмы и богослужения все труднее. А тут еще беды: огромные лесные пожары 1927 г., землетрясение 32-го. Пахотной земли нет — хлеб надо покупать в Греции. Для этого сводят леса — много ли может нарубить, напилить человек под семьдесят лет? И, тем не менее, трудится, — но и лесные площади гибнут. Чинить храмы надо — да не на что… Я видел скудную и трудную афонскую жизнь. Она становится еще труднее. Все вести, доходящие с Афона, сходятся на том. Особенно тяжело, видимо, мелким скитам и келлиям. Что можно было продать — продано, и вот, как и в России, просто голодают слабеющие старики. Из мешков шьют одежды, за гроши идут к грекам работать… в семьдесят пять лет! Нынче за всенощной вновь они соберутся, вновь престарелый игумен будет воздвигать Крест, который все они долгие годы уже несут»[381].
После землетрясения 1932 г. все русские монастыри и скиты нуждались в неотложном восстановлении пострадавших строений, и в последующие годы в эмигрантских периодических изданиях регулярно печатались объявления с просьбой о помощи в восстановлении монашеских обителей. 2 октября 1932 г. «Воззвание о помощи русским келлиям и пустынникам Афона» написало Братство русских обителей (келлий) во имя Царицы Небесной. В 1932 г. был создан Комитет помощи русским афонским инокам, в создании и деятельности которого активное участие принимал управлявший русскими приходами в Болгарии епископ Богучарский Серафим (Соболев). В своих проповедях Владыка неустанно призывал прихожан делать пожертвования на святое дело спасения голодавших монахов, поддержать православных братьев на Святой Горе и не дать погибнуть афонской святыне. Подобная, пусть и скромная, поддержка русских эмигрантов также помогала спасти афонские обители от запустения[382].
Прп. Силуан Афонским. 1920-е гг.
Только в «Православном русском календаре за 1934 г.», изданном русским монашеским братством преп. Иова Почаевского во Владимировой (Ладомировой), было опубликовано семь обращений Братства русских обителей во имя Царицы Небесной о помощи келейникам на Афоне, в том числе воззвание, в котором говорилось: «Иноки… с самого начала великой мировой войны испытывают крайнюю нужду в насущном хлебе…»[383]
Важную роль в проведении восстановительных работ после землетрясения и в экономической жизни Свято-Пантелеимоновского монастыря в целом играл его наместник иеросхимонах Иоанникий (Кутырев). Он скончался 11 сентября 1937 г., и 10 декабря на общем Соборе братии были избраны три кандидата в наместники: иеросхимонах Иустин, иеромонахи Сергий и Андрей. 12 декабря по жребию новым наместником стал иеросхимонах Иустин (Соломатин)[384].
К концу 1930-х гг. материальное положение русских иноков Афона несколько улучшилось. Об этом, в частности, свидетельствуют письма монаха Василия (Кривошеина) одному из благотворителей — американскому профессору Томасу Уитмору. 23 декабря 1939 г. о. Василий писал: «Здесь мы живем в полном спокойствии. Господь послал нам в этом году как никогда хороший урожай оливок, и мы смогли заготовить много масла. Это очень важно для таких трудных времен, когда все так подорожало, особенно сахар и чай. Моторная лодка мистера Крейна очень помогла нам в перевозке оливок от Крумицы до нашего монастыря». В другом письме от 20 июля 1940 г. монах сообщал: «Молоко и яйца для жителей восточной части были распределены между русскими монахами, как обычно, с молитвами за Вас и благодарностью за Вашу щедрость. Мы потратили на них (вместе со скитами) сто шестьдесят (160) долларов… Мы продолжаем молиться о скором наступлении мира и окончании этой ужасной войны». Наконец, 22 сентября 1940 г. о. Василий писал: «Мы передали часть денег Андреевскому и Ильинскому скитам, и теперь все, и пустынники, которые приходят в обители на праздники и кушают в трапезной, все глубоко и искренне благодарны Вам за Вашу доброту и щедрость в эти трудные дни…. Пока мы живем здесь в мире и спокойствии, но будущее очень неопределенно. В любом случае жизнь становится с каждым днем все труднее и сложнее. Но мы не теряем упования на Бога и молим Его послать человечеству мир и лучшие дни»[385].
В целом материальное положение иноков все-таки оставалось сложным, о чем свидетельствует воззвание братии Свято-Пантелеимоновского монастыря с просьбой о помощи к русским эмигрантам, написанное накануне начала Второй мировой войны. В нем говорилось, что в монастыре осталось 334 насельника, в основном пожилого возраста: 38 человек — в возрасте от 31 года до 49 лет, 80 — от 50 до 59 лет, 138 — от 60 до 69 лет и 79 — от 70 до 95 лет. При этом они обрабатывают виноградники, огороды, работают в лесу и в мастерских. На содержание каждого монаха выделяется лишь около 20 драхм (5 франков). Средства поступают от продажи леса, книг, церковной утвари и арендной платы за реквизированные метохи. При этом братия содержит богадельню для престарелых иноков и две больницы — для своих насельников и пустынников всего Афона. Между тем греческое правительство с большим трудом выдает визы для русских паломников, и без специального разрешения Министерства иностранных дел никто не может остаться в обители постоянно, поэтому монастырь посещают единицы[386]. Духовник обители иеросхимонах Пинуфрий (Ерофеев) осенью 1940 г. также отправил нескольким русским эмигрантам в США письма с просьбой об оказании помощи[387].
Духовная и научно-богословская жизнь обители во второй половине 1920–1930-х гг. связана прежде всего с именами преподобного Силуана Афонского, его ученика схииеродиакона Софрония (Сахарова), игумена Мисаила (Сапегина), архимандрита Кирика (Максимова), схимонаха Амвросия (Болотова), монаха Василия (Кривошеина) и целого ряда других подвижников благочестия. Тяжелой утратой для всего святогорского монащества стала кончина 11 (24) сентября 1938 г. преподобного Силуана Афонского.
Престарелые русские насельники Афона постепенно уходили из жизни. Так, например, только в марте 1934 г. умерли три старца: схимонахи Антоний, Герасим и Лукий. 13 февраля 1938 г. скончался духовный писатель схимонах Амвросий (Болотов), 2 декабря того же года — временно проживавший в Югославии архимандрит Кирик (Максимов), 15 декабря 1939 г. — эконом Старого Руссика схимонах Досифей (Свиридов). 22 января (4 февраля) 1940 г. почил игумен Руссика о. Мисаил (Сапегин). За два с небольшим года до смерти, 28 декабря 1937 г. он составил свое завещательное обращение к братии, в котором написал, что всех прощает и просит его простить и не забывать своими молитвами, а также хранить мир и братскую любовь[388].
Согласно существовавшей в Руссике традиции после смерти игумена новый игумен не избирался, а в этой должности утверждался избранный прежде наместник обители. Им был иеросхимонах Иустин (Соломатин), и общий Собор братии 31 января (13 февраля) 1940 г. подтвердил его избрание игуменом. В письмах от 31 января братия Руссика сообщила Священному Киноту и Константинопольскому Патриарху Вениамину об этих событиях. Однако греческие власти категорически потребовали от насельников Свято-Пантелеимоновского монастыря признания Нового канонизма, мешая утверждению нового настоятеля. 7 февраля губернатор Афона вызвал к себе о. Иустина для переговоров о канонизме. Выслушав результаты беседы, Собор старцев решил не давать ответ губернатору до прихода письма из Кинота[389].
ebooksa