В мае 1919 г. на Афон прибыл направленный Собором южно-русских епископов (сформировавшим Комиссию по афоно-палестинским делам) с согласия Верховного главнокомандующего Белым движением на Юге России генерал-лейтенанта А. И. Деникина член Всероссийского Поместного Собора, доктор церковной истории, профессор Киевской духовной академии протоиерей Феодор Иванович Титов. Он входил в состав русской церковной делегации из четырех человек, которую было решено направить на мирную конференцию в Париж. Отец Феодор должен был познакомиться с положением русских святогорцев и их нуждами, а также подготовить соответствующие документы для доклада на Парижской конференции.
19 мая протоиерей посетил Руссик, представив настоятелю рекомендательное письмо от митрополита Херсонского и Одесского Платона (Рождественского). По предложению о. Федора игумен собрал Собор старцев, которому протоиерей рассказал о бедственном положении Русской Церкви, аресте Патриарха Тихона и заявил, что он может выступить на Парижской конференции защитником прав русского монашества Афона, если его уполномочат русские обители и снабдят необходимыми документами и материалами. В тот же день о. Федор в Покровском соборе произнес речь перед всей братией о положении гонимой Православной Церкви в России. 20–24 мая он в сопровождении антипросопа Руссика иеромонаха Панкратия и монаха Виктора совершил поездку по некоторым обителям Афона.
14 июля состоялось общее совещание о. Ф. Титова с представителя русских обителей, в том числе келлий. В престольный праздник св. Пантелеймона 27 июля протоиерей возглавлял богослужение в Покровском соборе Руссика. 29 июля он в присутствии пребывавшего тогда на Афоне будущего Первоиерарха Русской Православной Церкви за границей архиепископа
Кишиневского и Хотинского Анастасия (Грибановского, 1873–1965) и игуменов Свято-Пантелеимоновского монастыря и двух русских скитов прочитал проект своего доклада международной конференции о состоянии афонского монашества, причем Владыка Анастасий тоже высказал свои соображения[316]. Следует отметить, что он в 1919–1923 гг. возглавлял Константинопольский русский церковный округ и нередко занимался делами русских обителей Афона[317]. После июля 1919 г. Владыка Анастасий уже не бывал на Святой Горе, однако постоянно стремился помочь русским святогорцам, в частности по его просьбе весной 1922 г. материальную помощь русским обителям Афона стал оказывать американский благотворитель Чарльз Крейн[318].
20 мая 1919 г. о. Ф. Титов впервые встретился в Свято-Андреевском скиту с представителями Братства русских келлий, 14 июля они подали ему докладную записку о своих нуждах, а 5 августа — еще одну записку с данными о благотворительной деятельности братства начиная с 1896 г. Кроме того, 3 августа старец Иоанно-Златоустовской келлии Иверского монастыря иеромонах Серафим передал протоиерею докладную записку со своим личным мнением по вопросу улучшения келлиотского правового положения на Афоне[319].
В конце июля — начале августа о. Федору предоставил для использования ряд составленных им документов консульский корреспондент А. А. Павловский: его доклад об Афоне Парижской конференции, записку со статистическими сведениями о греческих и русских монашеских учреждениях, несколько брошюр о русских келлиотах, еще один доклад «Святая Гора Афон в прошлом и настоящем» с общими сведениями о святогорском монашестве и «Проект формы желательной для келий омологии». В них Павловский писал, что для поднятия престижа в России Свято-Пантелеимоновского монастыря его следует именовать Лаврой, прекратить прием в него греков и оставить за ним Ново-Афонский монастырь на Кавказе. Консульский корреспондент также считал необходимым защитить Руссик от реквизиции его метохов греческими властями, сократить увеличенные вдвое налоги, передать скит Ксилургу «непосредственно в русские руки» и устроить в нем монастырскую школу для послушников. Свято-Андреевскому и Свято-Ильинскому скитам он полагал необходимым предоставить права самостоятельных монастырей, желательным также было официальное признание Русской Православной Церковью и Вселенской Патриархией Братства русских келлий[320].
А. А. Павловский был горячим сторонником объединения всех выходцев из России на Святой Горе и полагал правильным после окончания войны «признать русское иночество официально и взять его под дальнейшее покровительство Русского правительства как отдельную русскую общину». К докладу он приложил проект устава русской общины Афона (предусматривавший выборы благочиннического комитета), который мог бы быть утвержден правительственной властью для обязательного исполнения[321].
В середине октябре 1919 г. отец Ф. Титов в Руссике написал отчетный доклад А. И. Деникину о «важнейших современных нуждах русского монашества Афона», в котором отмечал, что по поручению священноначалия Русской Православной Церкви с мая по октябрь 1919 г. посетил все 20 монастырей, основные скиты и многие русские келлии, причем во все праздничные и воскресные дни совершал богослужения с братией обителей и проводил беседы и поучения. Отец Феодор сообщил, что в настоящее время на Афоне имеется около 5000 монахов, в том числе 2567 греческих и 2155 русских: в Свято-Пантелеимоновском монастыре — 880 (с подворьями и метохами), Свято-Андреевском скиту — 350, Свято-Ильинском скиту — 250, в 32 келлиях и 68 каливах с храмами (на правах келлий) — 600 и в 68 каливах без храмов — 75[322].
Протоиерей отметил, что со стороны Российского правительства следует принять следующие меры для сохранения и укрепления юридических прав Свято-Пантелеимоновского монастыря: 1) подтверждение на международной конференции прав русского монашества на вечное беспрепятственное владение Руссиком; 2) подтверждение прав владения земельной собственностью на Афоне и вне его, а также пользование почтовым и торгово-промышленным сношением с Россией и другими странами; 3) сохранение всех прав на владение имуществом в России; 4) сохранение в целом всего капитала Руссика в государственном банке России (здания и церковные ценности монастыря оценивались в 35 миллионов рублей). По мнению отца Феодора, обитель вполне заслуживала присвоения ей наименования «русской святогорской Лавры», причем это могло быть сделано властью Всероссийского Церковного Собора[323].
В докладе поддерживалось стремление Свято-Андреевского и Свято-Ильинского скитов получить статус монастырей. Отец Феодор писал, что русские келлиоты переживают тяжелый кризис и лишения вследствие прекращения поддержки из России. При этом он считал их «воинственную политику» по отношению к греческим монастырям «совершенно несвоевременной и вредной», как и не соглашался с важнейшим требованием келлиотов — принудительным и бесплатным отчуждением от монастырей участков земли, на которых находились келлии. Протоиерей считал, что эти участки надо передать во владение келлий, но по соглашению с монастырями и за плату. Он полагал, что келлии остро нуждаются в урегулировании отношений с греческими монастырями в форме омологии, причем некоторые келлии должны быть преобразованы в скиты. По плану о. Ф. Титова русские церковные власти, с согласия Вселенского Патриарха и Протата, должны были послать комиссию из трех лиц (архиерея, опытного старца-пустынника и светского чиновника) для всестороннего изучения вопроса о русских келлиотах на Афоне. Если такой вариант окажется невозможным, то, по мысли отца Феодора, решение вопроса следовало поручить постоянной межцерковной комиссии при Константинопольском Патриархе, которую протоиерей считал необходимым учредить для проведения в жизнь нового устройства Афона. Особенно тяжелым было положение каливатов и кавиотов-пустынников, значительная часть которых умерла от болезней и голода[324].
Протоиерей негативно оценивал подготовку нового устава (канонизма) комиссией из восьми антипросопов греческих монастырей, думая, что он может привести «к совершенному уничтожению русского монашества и к гибели многоценного достояния русского народа». Отец Феодор считал, что для выработки принципов существования и устройства русского монашества на Афоне при мирной конференции должна быть образована особая межцерковная православная комиссия из представителей России, Греции, Сербии, Чехословакии, Болгарии и Румынии, которая составит окончательный проект решения вопроса. Он полагал необходимым, чтобы мирная конференция признала Афон находящимся под международным покровительством и защитой данных государств (в другом варианте — Лиги наций). Копия этого доклада была направлена митрополиту Херсонскому и Одесскому Платону (Рождественскому)[325].
19 октября отец Ф. Титов после сердечных проводов уехал из Руссика на его пароходе в Салоники в сопровождении представителя Свято-Пантелеимоновского монастыря иеромонаха Симеона и представителя Свято-Андреевского скита иеромонаха Антипы. Эта делегация отправилась в Белград — столицу Королевства сербов, хорватов и словенцев, где была принята наследником престола принцем Александром Карагеоргиевичем, которого попросила об оказании помощи и покровительства русским святогорцам. После аудиенции о. Феодора наградили орденом св. Саввы 2-й степени[326]. В дальнейшем он стал профессором богословского факультета Белградского университета и неоднократно оказывал различную помощь русским святогорцам. Правда, обращение к участникам Парижской конференции оказалось безрезультатным. В январе 1920 г. русские обители Святой Горы выделили деньги протоиерею Феодору Титову для поездки на мирную конференцию в Лондоне, чтобы ходатайствовать там о русском монашестве на Афоне, но и это не принесло успеха[327].
Подобная деятельность вызывала раздражение Протота. Как раз во время пребывания о. Феодора на Афоне произошел неприятный инцидент. 10 августа 1919 г. в Свято-Пантелеимоновский монастырь приехал настоятель русской Свято-Троицкой церкви в Афинах архимандрит Сергий (Дибич). В сопровождении А. А. Павловского он около полутора недель объезжал русские скиты и келлии Святой Горы, выясняя их положение и проблемы. Однако 21 августа о. Сергий и Павловский были арестованы и на следующий день принудительно высланы с Афона. Причиной ареста якобы послужило совершенное архимандритом нарушение постановления Протата о непременной явке всех приезжих на Святую Гору в Кинот. Арестованных на мулах под охраной солдат доставили в Дафну, где держали до прибытия парохода под караулом в комнате конака Руссика. Больше А. А. Павловский, несмотря на его официальный статус консульского корреспондента, на Афон допущен не был[328].
В результате высылки Павловского прекратилась деятельность общей Продовольственной комиссии русских святогорцев, хотя помощь продуктами сиромахам продолжилась. Продолжали существовать и близкие связи между русскими обителями Святой Горы, настоятели которых вместе решали важнейшие общие дела, переписывались друг с другом, зачастую совместно отмечали церковные праздники или другие события. Так, например, 12 июня 1919 г. отпевание скончавшегося бывшего игумена Свято-Ильинского скита архимандрита Максима (Ильинского), несколько лет пребывавшего на покое, совместно совершили настоятели Свято-Пантелеимоновского монастыря и двух русских скитов. 26 июля 1919 г. в Руссик на престольный праздник приехали игумены Свято-Андреевского и Свято-Ильинского скитов вместе с некоторыми своими иеромонахами и иеродиаконами[329].
Когда 10 января 1920 г. из Свято-Андреевского скита в Руссик пришло сообщение, что умер игумен Иероним (Силин), игумен Мисаил в сопровождении иеродиакона Неарха и монаха Денасия немедленно отправились в скит и 11 января участвовали в отпевании и похоронах. Затем они поехали в Свято-Ильинского скит на праздник Божией Матери и т. д.[330] Совместная деятельность русских святогорцев в 1920–1930-е гг. проявлялась и в общей организации получения, доставки и раздела продовольственной помощи из Королевства сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. — Югославии) и от отдельных благотворителей[331].
Свидетельством духовной близости русских святогорцев стало состоявшееся в конце июля 1920 г. освящение Свято-Пантелеимоновского храма в Старом (Нагорном) Руссике. 20 июля проживавший в то время на Афоне будущий Первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий, 1863–1936) с игуменом Мисаилом прибыли в Нагорный Руссик, на торжества также приехали игумен Свято-Андреевского скита архимандрит Митрофан, представитель Свято-Ильинского скита иеромонах Августин и много других иноков разных русских обителей. Свято-Пантелеимоновский храм был заложен игуменом Макарием еще 3 июня 1871 г., но в 1874 г. его строительство приостановили и возобновили только в 1911 г. на пожертвования купца Смирнова при посредничестве настоятеля подворья Свято-Пантелеимоновского монастыря в Москве иеросхимонаха Аристоклия (13 марта 1911 г. наместник о. Иоакинф совершил водосвятный молебен перед возобновлением работ). В 1914 г. строительство собора, стоившее более 200 тысяч рублей, было закончено, но освящение отложено до окончания Первой мировой войны, однако после приезда митрополита Антония Собор старцев решил, что храм должен освятить русский архиерей. Собор был возведен большой и высокий и украшен красивым позолоченным иконостасом работы московских мастеров, а также внутренними колоннами из афонского мрамора с резными капителями[332].
Интерьер храма св. вмч. Пантелеймона в Нагорном Руссмке
Утром 21 июля все священнослужители собрались в храме Почаевской иконы Божией Матери и оттуда во главе с митрополитом отправились в новый собор, где Владыка Антоний освятил престол, а затем жертвенник. После этого состоялся крестный ход вокруг храма, затем митрополит сказал слово на тему освящения Свято-Пантелеимоновского собора. В совершении литургии вместе с Владыкой приняли участие 28 иеромонахов и 17 иеродиаконов в присутствии около 450 иноков[333].
27 июля в монастырском престольном празднике св. вмч. Пантелеймона приняли участие митрополит Антоний (Храповицкий), греческий епископ Иоаким, игумен Свято-Ильинского скита архимандрит Иоанн, а также представители Свято-Андреевского скита и других русских обителей. 7 декабря в Свято-Пантелеимоновский монастырь из Африки вернулись пять последних иноков, мобилизованных в российскую армию и служивших на Салоникском фронте, позднее вывезенных англичанами вместе с другими русскими солдатами в Египет[334]. Следует упомянуть, что митрополит Антоний в первой половине 1920-х гг. еще несколько раз приезжал на Афон и даже хотел остаться там навсегда[335].
Почти два года — с августа 1920 г. по 19 мая 1922 г. — на Афоне, в основном в скиту Новая Фиваида, проживал епископ (будущий митрополит) Екатеринославский и Новомосковский Гермоген (Максимов, 1861–1945)[336]. Епископ Гермоген часто служил в храмах разных монастырей Святой Горы и имел теплые личные отношения с настоятелями многих афонских обителей: Свято-Пантелеимоновского монастыря — с архимандритом Мисаилом, Свято-Андреевского скита — с архимандритом Митрофаном, Свято-Ильинского скита — с архимандритом Иоанном, скита Новая Фиваида — с иеросхимонахом Ионой, сербского монастыря Хиландар — с архимандритом Митрофаном и болгарского монастыря Зограф — с архимандритом Владимиром[337].
ebooksa