В целом же весь период между мировыми войнами русские святогорцы имела тесные и разнообразные связи с многочисленной российской послереволюционной эмиграцией, прежде всего церковной. Особенно активные контакты были с русскими зарубежными архиереями. Многие из них в 1920–1930-е гг. подолгу проживали в различных обителях Афона или приезжали на Святую Гору в качестве паломников — не только упоминавшиеся Владыки Антоний (Храповицкий), Анастасий (Грибановский), Гермоген (Максимов), но и архиепископы Александр (Немоловский), Феофан (Гаврилов), Тихон (Троицкий), епископы Иоанн (Булин), Николай (Карпов) и др.
С некоторыми другими архиереями поддерживалась постоянная переписка. Так, например, 15 мая 1920 г. Братство русских обителей (келлий) отправило письмо возглавлявшему русскую Западно-Европейскую епархию митрополиту Евлогию (Георгиевскому). В том же году Владыка Евлогий получил воззвание русских святогорцев «Голос с Афона в Россию», а в апреле 1921 — феврале 1924 г. другие обращения и письма Братства русских обителей и насельника Свято-Пантелеимоновского монастыря монаха Денасия (Юшкова)[338]. В этих письмах зачастую высказывались взгляды на различные церковные и политические события.
В 1920 г. материальные затруднения братии Руссика усилились, а работы прибавилось. Довольно много монастырского леса погибло от пожаров. Единственными средствами существования по-прежнему оставались продажа древесины и урожай на метохах обители[339]. Испытывая значительные материальные затруднения, обитель была вынуждена продавать церковную утварь, облачения, иконы, хозяйственный инвентарь. Одновременно пришли в упадок монастырские мастерские и промыслы, созданные для обслуживания паломников. В 1920 г. из-за отсутствия средств прекратилась типографская деятельность. Были проданы некоторые принадлежавшие Свято-Пантелеимоновской обители суда, а также часть греческого собрания рукописей монастырской библиотеки[340].
25 января 1921 г. Комиссия по оценке и определению убытков от войны на море при Министерстве иностранных дел Греции определила убыток Руссика за потопленное (15 августа 1917 г.) немецкой подводной лодкой судно «Святой Николай» и его груз в размере 75 530 драхм, в том числе за само судно — 29,5 тысяч и за груз пшеницы — 39 тысяч. В ответ на запрос братии от 12 июля о выплате компенсации комиссия 6 августа ответила, что пока была произведена лишь оценка. Но во второй половине года компенсация все же была получена[341].
Митрополит Антоний (Храповицкий). 1935 г.
В начале 1920-х гг. Свято-Пантелеимоновский монастырь, Свято-Андреевский и Свято-Ильинский скиты лишились всех своих подворий и другой недвижимости в России, в частности московское, одесские, ростовские, таганрогские и петроградские подворья были фактически потеряны в 1922–1923 гг. из-за их закрытия или захвата раскольниками-обновленцами. Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь оказался закрыт в 1924 г., братия подворий и Нового Афона была разогнана и, как правило, не получила разрешения вернуться на Святую Гору. В частности, новоафонская братия в основном поселилась в долине реки Псху, где подверглась массовым арестам в 1930 г.[342]
Несмотря на собственные трудности и лишения, русские святогорцы переживали за своих страдающих соотечественников. Так, в октябре — начале ноября 1921 г. братия Руссика провела сбор пожертвований в пользу голодающих России. Сразу после появления воззвания Патриарха Московского и всея Руси свт. Тихона ко всем народам об оказании помощи голодающим игумен Мисаил обратился в Кинот с ходатайством о разрешении провести по всему Афону сбор «в пользу страждущей родины». Кинот ответил согласием и выдал специальную книжечку для регистрации взносов, с которой отправились по святогорским монастырям, скитам и келлиям иноки Руссика иеромонахи Пинуфрий и Гавриил. Всего было собрано более 10 тысяч драхм, которые доставили в Кинот для последующей передачи Патриарху Тихону[343].
Боль за свою многострадальную Отчизну отразилась в письме, отправленному от имени трех главных русских обителей Афона 13 марта 1924 г. американскому епископу Джеймсу Генри Дарлингтону: «Наша благодетельница, великая Россия, разбита на части, Русская Православная Церковь распята, и от этого очень страдаем мы, русские монахи на Афоне»[344].
В греческой истории одним из самых трагических стал 1922 г. Неудачная война с Турцией закончилась так называемой «малоазиатской катастрофой», сопровождавшейся убийством сотен тысяч греков и массовой вынужденной эмиграцией избежавших репрессий. Послевоенное положение Греции было тяжелым, ситуация осложнялась и заботой о полутора миллионах греческих беженцев из Турции. В эти годы свой посильный вклад в решении проблем внесли и русские святогорцы.
Проблема беженцев напрямую затронула Афон в конце 1922 г. В ноябре братия Руссика по указанию греческого правительства и Кинота освободила несколько корпусов обители для размещения детей-сирот, вывезенных из Малой Азии, но их поселение на Афоне не состоялось. В конце декабря для нужд греческой армии были реквизированы мулы и лошади афонских монастырей, причем Руссик пострадал больше других[345].
В апреле 1923 г. в реквизированном Преображенском корпусе Свято-Пантелеимоновского монастыря был размещен военный санаторий, где до сентября проходили лечение около 1200 греческих солдат. В дальнейшем Преображенский корпус около полутора лет пустовал под охраной военного караула, но в 1925 г. после дипломатического вмешательства Королевства сербов, хорватов и словенцев его вернули монастырю[346]. Весной 1923 г. братия Руссика также просила греческое правительство о разрешении приехать нескольким сотням русских насельников, которые накануне Первой мировой войны находились вне Афона, в России, и теперь хотели бы вернуться на Святую Гору[347]. Однако из этого плана ничего не вышло, так как советское правительство воспрепятствовало выезду святогорцев из РСФСР.
В годы Первой мировой войны, революционной смуты и Гражданской войны на Афоне не могло быть паломников из России. После расселения нескольких десятков тысяч российских эмигрантов в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (Югославии) и в Болгарии основная часть русских паломников стала приезжать на Афон из этих стран. Так, например, 24 марта 1923 г. в составе паломнической группы студентов и профессоров Белградского университета в монастырь приплыли на пароходе около десяти русских эмигрантов, среди которых были студенты богословского факультета — будущие архиепископы Серафим (Иванов) и Савва (Советов). Русская часть группы присутствовала на Пасхальном богослужении в монастыре 26 марта, посетила Нагорный Руссик и некоторые другие русские обители Афона. 29 марта братия тепло проводила белградских паломников, причем многие русские студенты со слезами оставляли родную обитель[348].
Нагорный Руссик. Общий вид
Эти паломники побывали и в Свято-Андреевском скиту, где их особенно радушно принял иеродиакон Харалампий (Евдокимов). Вот как вспоминал о нем в своих записках Владыка Серафим (Иванов): «Появился мой старый друг и приятель отец Харалампий. Весьма характерно для афонского любвеобилия, как мы познакомились с ним. Было это в 1923 году. На Пасху этого года выбрался я на последние деньги со студенческой экскурсией на Афон. Студенческая жизнь моя протекала в великой нужде, и на Афон я прибыл в рваненьком пальтишке и стареньком костюмчике. Денег едва-едва хватило на дорогу. И вот, как сейчас помню, попали мы в книжную лавку Андреевского скита. Глаза разбежались перед множеством духовных сокровищ. Чего бы только не накупить, да вся беда — денег нет. Попалось мне жизнеописание особенно чтимого мной старца Амвросия Оптинского, и невольно потекли слезы от невозможности приобрести даже эту совсем недорогую книжку. Долго я перелистывал ее и со вздохом положил обратно на полку. Так и уехал с Афона без этой книги. Прошло несколько недель по возвращении моем в Белград. Моему другу и однокашнику по богословскому факультету, ныне архимандриту Савве (Советову), духовнику митрополита Дионисия Варшавского, пришла посылка с Афона, и в ней „Жизнеописание старца Амвросия“ со следующей надписью: „По просьбе своего друга иеродиакона Харалампия выпросил у лавочника сию книгу и прошу передать студенту с бородкой, который так хотел и не мог ее приобрести. Иеродиакон Агафангел“. Оказывается, иеродиакон Харалампий был в это время в лавке и имел возможность наблюдать мою скорбь от невозможности приобрести книжку Так завелось мое знакомство с этим милым и добрым монахом»[349].
Белградские русские студенты-богословы любили Святую Гору, и некоторые из них именно под влиянием поездок в Руссик или переписки с афонскими старцами в дальнейшем приняли монашеский постриг (восемь человек позднее стали архиереями). Уже упоминались Владыки Серафим (Иванов) и Савва (Советов), но также следовало бы особо отметить и написавшего путевой дневник своего афонского паломничества студента богословского факультета Белградского университета, большого любителя церковного пения Ивана Гарднера, совершившего продолжительное паломничество на Святую Гору в 1926 г. В 1942 г. он был хиротонисан в Берлине во епископа Русской Православной Церкви за границей, правда через несколько дет оказался лишен епископского сана, но научными изысканиями в области богословия и церковного пения занимался до конца дней.
С 3 по 15 июня 1923 г. на Афоне пребывал российский консул в Салониках В. С. ГЦарбина, который посетил Свято-Пантелеимоновский монастырь, Свято-Андреевский, Свято-Ильинский скиты и некоторые русские келлии, 14 июня в Руссике побывал сербский консул в Салониках Ф. А. Стоянович, 4 июля — главнокомандующий греческой армией П. Мавромихалисис, 30 июля — Салоникский митрополит Геннадий, 3 августа — английский полковник, а 19 августа приплыл на своей яхте русский генерал Турбин[350].
В середине ноября 1923 г. в Руссик приехала комиссия Протата для переговоров об оплате долгов Кинота, которые достигли огромной суммы — 344 тысячи драхм. В октябре большинство членов Протата приняли решение распределить сумму долга между 20 монастырями пропорционально численности братии. Так как Руссик имел больше всего насельников, на его долю пришлась пятая с лишним часть всего долга — 73 тысячи драхм. Когда игумен Мисаил выразил свое несогласие, предлагая разделить долг Кинота поровну между монастырями, в крайнем случае между крупнейшими из них, ему указали, что в случае отказа выплатить положенную сумму будут приняты меры вплоть до отобрания печати монастыря. После этого братия Руссика обратилось с письмом протеста ко всем афонским монастырям, причем получила некоторую поддержку. В результате в обитель и приехала комиссия Протата, с членами которой была достигнута договоренность о снижении суммы выплаты почти вдвое — до 40 тысяч драхм[351]. И без того тяжелое финансовое положение монастыря еще больше ухудшилось.
Весной 1924 г. на Пасху на Афон приехал Первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Антоний (Храповицкий). Празднование в этом году Пасхи в Свято-Пантелеимоновском монастыре очень выразительно описал в своих воспоминаниях сопровождавший Владыку Антония во время его пребывания на Афоне келейник митрополита архимандрит Феодосий (Мельник): «Наступает Пасхальная ночь… Ровно в 12 часов ночи раздался колокольный звон, и после него послышалось пение в нижнем соборе на славянском языке: „Воскресение Твое Христе Спасе“, а затем тоже самое на греческом. Все монахи с возженными свечами в руках выходили чинно из собора, а за ними вышло больше сотни священнослужителей в чудных, богатой парчи ризах, во главе с игуменом о. Мисаилом… Затем о. игумен с назначенным для служения священством вошел в собор, а остальные с пением „Христос Воскресе“ пошли по своим церквам. В Покровской церкви служил наместник о. Иоаким и с ним 18 иеромонахов и 8 иеродиаконов и архидиакон Киприан, краса Афона, ныне преставившийся ко Господу 83-летним старцем. С Воскресением Христовым все как бы воскресло: братия воспрянула духом, на лицах радость сияет, голоса свежие, молодые, хотя это поют пожилые старцы… Весь храм пылает в освещении свечей и драгоценных лампад. Одним словом, ликует земля, вместе с небом радуясь о Воскресшем Спасителе»[352].
Свято-Андреевский скит
27 июля 1924 г., в престольный праздник св. вмч. Пантелеймона, литургию в Руссике служил греческий епископ Фотий. В этот день в обители было много гостей, в том числе консул Великобритании в Салониках Ф. Кроов и итальянский художник Ф. Перилло. 1 августа в Свято-Пантелеимоновский монастырь приплыл на миноносце американский адмирал М. Бристоль, он также посетил и Свято-Андреевский скит, откуда вывез много церковных ценностей[353].
ebooksa