В свою очередь, значительная часть оставшихся после начала Первой мировой войны и революционных событий в России афонских монахов подвергалась репрессиям. Несколько десятков из них оказались заключены в лагеря, тюрьмы или расстреляны. Так, например, насельник Ильинского подворья в Таганроге иеромонах Николай был застрелен 13 сентября 1921 г. во время конфискации церковного имущества, старец келлии Живоносного источника иеромонах Евгений оказался разрублен на части 1 августа 1930 г. на берегу Днестра при попытке бежать на Афон через Румынию, насельник Руссика монах Александр (Носков) умер в страшном Соловецком лагере в июне 1930 г., иеромонах Митрофан скончался 15 октября 1932 г. в ссылке под Вологдой, насельник Московского подворья Свято-Пантелеимоновского монастыря иеромонах Феофан (Сердбинцев) умер 8 ноября 1932 г. в ссылке в Нарымском крае и т. д.[295]
Пять бывших иноков Руссика были расстреляны и похоронены в 1937–1938 гг. на подмосковном полигоне Бутово, а в начале 2000-х гг. прославлены Русской Православной Церковью в лике преподобномучеников: иеромонахи Иона (Санков), Донакт (Калашников), Иларион (Громов), Антипа (Кириллов) и Гавриил (Гур)[296]. Всего же в базе данных пострадавших за веру священнослужителей и мирян Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета имеется 12 святых новомучеников афонских, из них 10 насельников Свято-Пантелеимоновского монастыря (больше чем новомучеников Киево-Печерской лавры или Троице-Сергиевой лавры)[297]. Некоторые из этих новомучеников были прославлены на юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в 2000 г., в частности расстрелянные вместе в 1937 г. вблизи города Чимкента Южно-Казахстанской области бывшие иноки Руссика схииеромонах Иоанн (Лаба) и схимонах Иларион (Цуриков), а также бывший насельник Ставроникитского монастыря схииеромонах Гавриил (Владимиров), расстрелянный в 1937 г. под Чимкентом[298].
К концу 1918 г. советские власти реквизировали все капиталы афонских обителей в российских банках и национализировали их недвижимое имущество — здания, лавки и т. п. Состояние Свято-Ильинского скита в годы Первой мировой войны оказалось очень тяжелым: из-за завершенного к лету 1914 г. строительства соборного храма св. прор. Илии (освященного 20 июня) все финансовые резервы оказались исчерпаны, а новых поступлений из-за разрыва связей с Россией не было. Большая часть капитала Свято-Ильинского скита размещалась в банках Одессы, но напрасно в 1917 г. настоятель трижды отправлял телеграммы в Одессу с просьбой перевести в скит 30 тысяч рублей. Не последовал ответ и на запрос, направленный в марте 1919 г., перевести на Афон 50 тысяч рублей из Романовского кредитного фонда. Лишь в апреле 1920 г. в скит неожиданно прибыла почта из России, с которой пришла небольшая сумма денег от благотворителей[299]. Также нерегулярно и случайно поступала почта и отдельные небольшие пожертвования из России и в Свято-Пантелеимоновский монастырь.
Настоятелем Свято-Ильинского скита с июля 1914 г. до своей кончины 25 июля 1952 г. почти 40 лет служил архимандрит Иоанн (Гетманенко), имевший дар непрестанной Иисусовой молитвы и дар плача. Во время его настоятельства в обычай вошло собирать каждые три года общие собрания монахов скита для выбора членов Собора старцев из 12 человек. Первое такое собрание состоялось 20 августа 1914 г., вскоре после объявления о начале Первой мировой войны, второе — в августе 1917 г., третье — 20 августа 1920 г. На четвертом собрании 4 января 1923 г. присутствовало уже только 84 монаха, а на пятом (последнем, протоколы которого сохранились), состоявшимся 2 января
1924 г., — всего 64 насельника[300].
После 1917 г. Свято-Ильинский скит оказался должен крупные суммы своим афонским кредиторам, в то же время не будучи в состоянии платить ежегодный налог в 150 лир монастырю Пантократор. Еще в июне 1918 г. скиту пришлось из-за нехватки средств отказаться от конаков (комнат) в афонском порту Дафна, а в октябре того же года — от конаков в Карее. С 1919 г. трудоспособные члены братии группами по 10 человек нанимались на работу по сбору урожая, в том числе за пределами Афона. В марте 1920 г. монастырь установил, что скит должен платить свой ежегодный налог из расчета 38 драхм за одну лиру, а не по обычному расчету 23 драхмы за лиру В 1921 г. из-за введения налога на удобрения, собранные скитскими дровосеками в лесу, скиту пришлось отказаться от их сбора. В том же году монастырь объявил, что, поскольку число братии в скиту стало меньше, ежегодное разрешение на две тысячи бревен для отопления сокращается вдвое. В 1918-м — начале 1920-х гг. скит продал, в основном Пантократору, часть церковной утвари — кресты, чаши, а также вышитые коврики и облачения, паровую мельницу для муки, бревна и доски, рельсы, листы железа, несколько мулов и лошадь[301].
Интерьер храма св. прор. Илии Свято-Ильинского скита
Последний дореволюционный настоятель Свято-Андреевского скита архимандрит Иероним (Силин, 1866–1920) скончался от инфаркта 10 января 1920 г.[302] На его место заступил схиархимандрит Митрофан (Щербаков, 1874–1949), утвержденный 22 января 1920 г. Константинопольским Патриархом игуменом Свято-Андреевского скита. Отца Митрофана, наряду с настоятелем Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандритом Мисаилом, называли столпом русского монашества на Афоне[303]. Несмотря на свою скромность, игумен Митрофан был отличным организатором и руководителем. Со временем он смог установить контакты со многими известными деятелями русской эмиграции и через них организовать материальную поддержку скита. При этом архимандрит лично подавал братии пример трудолюбия и нестяжательства: трудился на огороде и в саду, при заготовке дров и разгрузке кораблей. Скончался отец Митрофан 9 марта 1949 г.[304]
В начале января 1919 г., под Рождество, на Афон приехал один из самых известных афонских исповедников — настоятель подворья Свято-Андреевского скита в Одессе архимандрит Питирим, будущий схиепископ Петр (в миру Потапий Федорович Ладыгин, 1866–1957). Летом 1918 г. он получил поручение св. Патриарха Московского и всея России Тихона вручить Вселенской Патриархии уведомление об избрании в России Патриарха. Чтобы выехать из Москвы, понадобилось разрешение В. И. Ленина, и отец Питирим, по некоторым сведениям, добился встречи с главой советского государства. Ленин расспросил его о положении на Украине и распорядился выдать необходимые документы. Архимандрит сумел добраться до Константинополя и вручить послание, затем посетил Афон[305].
Отец Питирим также входил в состав Украинской комиссии по делам военнопленных, и в конце 1918 г. ему удалось добиться от турецких властей возвращения русским афонским обителям зданий их подворий в Константинополе, в том числе подворья Свято-Пантелеимоновского монастыря. Во время посещения Руссика архимандрит много рассказал братии о жизни в России и о гонениях на Церковь со стороны большевиков[306]. Дальнейшая судьба отца Питирима была очень сложной. Ответное послание Вселенского Патриарха он доставил лично Святейшему Патриарху Тихону После закрытия летом 1923 г. возглавляемого им подворья архимандрит Питирим оказался выслан из Одессы, в 1925 г. он был тайно хиротонисан в Средней Азии во епископа Уфимского, в 1927 г. принял схиму с именем Петр и стал окормлять большое количество тайных общин. Владыка подвергался неоднократным арестам — в 1926, 1928, 1937, 1945, 1951 гг., нелегально жил в разных местах, в том числе на Тянь-Шане, и скончался 19 февраля 1957 г. в городе Глазове[307].
Иеромонахи Макарий (Реутов) и Питирим (Ладыгин). 1913 г.
В дни посещения о. Питиримом Афона русские святогорцы переживали эпидемию тяжелой формы гриппа («испанки»), занесенной из Македонии. Эпидемия началась в декабре, и за короткое время в Свято-Пантелеимоновском монастыре умерли 17 человек. Особое опустошение «испанка» произвела среди русских бедных пустынников (сиромахов), так как они страдали от хронической голодовки и отсутствия всякой медицинской помощи[308].
13 января 1919 г. покинули Руссик и вообще Афон последние французские солдаты, занимавшиеся обеспечением лесозаготовок. Насельники провожали их с колокольным звоном и подарками, а французы в свою очередь салютовали из пушки. Около двух лет пробыли они на Афоне, постоянно оказывая братии помощь и поддержку в сложной ситуации. Так, например, по их указанию болгарские военнопленные два раза резали монастырскую капусту, когда в обители многие были больны гриппом. От продажи французам леса в 1917–1918 гг. Руссик выручил более 300 тысяч драхм, на которые во многом и существовал в это время. На французских пароходах осуществлялось регулярное сообщение монастыря с его Салоникским подворьем и Каламарийским метохом, которое в дальнейшем сильно осложнилось. При отъезде французы оставили братии безвозмездно 80 мешков ячменя и отрубей[309].
В целом, из-за серьезных материальных трудностей 1919 г. оказался тяжелым для русских святогорцев. Только в Свято-Пантелеимоновском монастыре в течение этого года умер 41 насельник[310]. В письме А. А. Павловскому от 16 марта 1919 г. настоятель монастыря архимандрит Мисаил писал, что братией обители уже сделаны и прожиты большие займы, по которым приходится платить высокие проценты, но обитель все же кормит 250 бедных пустынников (сиромах), а также приютила много престарелых и убогих иноков, в частности 19 русских монахов, изгнанных одним греческим монастырем из благоустроенной ими келлии[311].
Гонения на Русскую Православную Церковь не позволяли ее священноначалию уделять должное внимание зарубежным обителям, однако уже на Всероссийском Поместном Соборе 1917–1918 гг. прозвучала тревога за судьбу русских святогорцев. Вопрос их будущего вновь стал актуальным после начала мирной конференции в Париже, в ходе которой была образована Комиссия по афонским делам.
Архимандрит Макарий (Реутов)
4 марта 1919 г. афонский корреспондент российского консульства в Салониках А. А. Павловский написал игумену Мисаилу: «Считая, что нынешний Европейский конгресс, г. Шебунин занимается на нем в Комиссии по афонским делам, специально образовавшаяся в Одессе Комиссия по афоно-палестинским делам, от которой поедет митрополит Платон, и недавно прибывшая в Солунь специальная от объединенной России комиссия могут принести русской колонии на Афоне большую пользу, прилагаю Вам на Ваше благоусмотрение свою мысль касательно Симоно-Кананитского Вашего монастыря и Петроградского подворья»[312].
А. А. Павловский составил проект доклада Свято-Пантелеимоновского монастыря в Комиссию по афонским делам на Парижской конференции, в котором говорилось: «Вследствие того, что в настоящее время неизвестна дальнейшая судьба нашего русского иночества на Афоне, в случае если будут, как предложено греческим правительством, секвестрированы наши метохи, в данный момент служащие нам единственным средством для жизни, равно как и для помощи многочисленным русским пустынникам — монахам и для приема постоянно посещающих обитель нашу иноков и светских лиц, то нам снова придется искать себе нового места, в особенности же если установится ныне проводимый режим монастырского, с помощью Протата, в котором из 20-ти монастырей 17 греческих на 3 русско-славянских, самоуправление»[313].
В докладе указывалось, что на 1 января 1919 г. численность братии обители составляла 646 человек (без подворий и метохов), причем всего на иждивении монастыря, вместе с трудниками и пустынниками, тогда находилось свыше 1000 человек, между тем по количеству земли на Афоне он занимал среди святогорских монастырей последнее место, отделение же Руссика на Кавказе (Ново-Афонский монастырь) имело 1376 десятин земли. Поэтому монастырь просил комиссию решить вопрос «о старом первоначальном единении с нашей отраслью на Кавказе Симоно-Кананитской обителью и нашим подворьем в Петрограде, как в духовном, так и в экономическо-материальном отношении». К докладу был приложен акт об устройстве Ново-Афонского монастыря от 8 декабря 1879 г. с современными добавлениями, в котором в отредактированном варианте воспроизводилась прежняя формула: «В случае смутных обстоятельств на Востоке и невозможности дальнейшего пребывания на Афоне братство Пантелеимоновского монастыря получает убежище в новой обители… и в таком случае настоятель (игумен) Пантелеймонова монастыря вступает с разрешения Св. Синода (с уведомлением о сем во Всероссийскую Патриархию) в управление этой обителью»[314].
В заключение А. А. Павловский отмечал: «Конечно, если монастырь захочет восстановить свои прежние права и пошлет согласно сего свой доклад, то примечания к акту должны быть отдельно. К сему же нужно упомянуть о потерянных монастырем владениях, как на Афоне, так и вне его, вроде монастыря в Румынии [имеется ввиду Ново-Нямецкий монастырь], церкви в Константинополе, на острове Лимносе [Лемносе] и т. д. Мне, конечно, будет интересно знать, как монастырь отнесется к высказанной моей мысли»[315]. Игумен Мисаил в целом ответил согласием, отметив, правда, что вопрос о кавказской обители может разрешиться и помимо мирной конференции. Впрочем, эти предложения уже не имели реального смысла, так как и Ново-Афонский монастырь, и Петроградское подворье были потеряны из-за установления в России советской власти.
ebooksa