Тысяча лет Русского Афона. Духовный подвиг русского монашества

22
18
20
22
24
26
28
30

В начале 1950-х гг. материальное положение Руссика несколько улучшилось, поэтому Собор старцев 2 апреля 1950 г. решил построить небольшую лодку за 500 тысяч драхм, 18–21 июня — отремонтировать крышу греческого корпуса и купить восьмисильный паровик для лесопилки, в ноябре — проложить дорогу к Ефимовской келлии[495]. В 1950 г. в пользу греческих вдов и сирот выделили 100 тысяч драхм, также была оказана вещевая помощь солдатам греческой армии[496]. 3 февраля 1951 г. Собор решил пожертвовать для храма греческого монастыря Хорофилака священнические облачения, а 28 марта — выдать в качестве пособия афонскому губернатору уже второй монастырский ковер и т. д.[497]

В послевоенный период братия Свято-Пантелеимоновского монастыря и других русских обителей Афона постоянно оказывала разнообразную помощь различным приходским общинам и церковным деятелям русского зарубежья. Насельники Руссика поддерживали особенно активные контакты с прихожанами русской церкви свт. Николая и св. вмч. Димитрия Солунского, действовавшей с 1930 г. в Салониках (лагерь беженцев Харилау). Главным украшением этого храма с 1950-х гг. стал исполненный на Святой Горе в начале XX в. и пожертвованный Свято-Пантелеимоновским монастырем великолепный резной позолоченный иконостас. Он был пожертвован в салоникский храм решением Собора старцев монастыря от 15 января 1950 г.[498]Не остались в стороне и другие крупнейшие русские обители Афона: Свято-Андреевский скит пожертвовал облачения для клира, Свято-Ильинский скит — большой храмовый образ св. вмч. Димитрия[499].

В 1953 г. к храму была пристроена изящная колокольня, для которой понадобились колокола. 26 марта руководство церковного совета попросило игумена Руссика о. Иустина прислать в подарок большой колокол, и Собор старцев обители решил его пожертвовать, если найдется подходящий. В конце концов, главный колокол весом в шесть пудов прислала русская афонская келлия свт. Николая Чудотворца (Белозёрка). В конце 1950-х гг. в правой части церковного зала был устроен придел свв. Космы и Дамиана с небольшим деревянным иконостасом, изготовленным афонскими монахами[500].

С декабря 1950 г. братия Свято-Пантелеимоновского монастыря более 20 лет традиционно ежегодно жертвовала дрова проживавшим в Русском лагере Харилау бедным семьям и вдовам (в общей сложности 25–30 человекам)[501]. В то же время оказывалась и другая помощь членам причта и прихожанам русской салоникской церкви. В свою очередь приходской совет храма в конце 1940-х гг. предоставил Свято-Пантелеимоновскому монастырю комнату для размещения монахов во время их приезда в Салоники, которая использовалась до осени 1956 г.[502]

В качестве благотворительной помощи Собор старцев Руссика 16 апреля 1955 г. выделил Союзу русских эмигрантов Салоник — Харилау книги для его библиотеки, а прихожанам церкви греческого с. Провлана решил передать иконы, 25 мая — выдать пострадавшим от землетрясения в Воло 500 драхм, 5 октября — в пользу борьбы греков с Великобританией на острове Кипр внести 400 драхм, 9 ноября — подарить таможенникам в Дафне одну тысячу ок дров[503]. 2 ноября 1955 г. Собор старцев удовлетворил письменную просьбу общины русского храма-памятника св. Иова Многострадального, посвященного памяти императора Николая II и его семьи, в Брюсселе о высылке ей книг[504].

4 апреля 1956 г. Собор старцев Руссика решил по просьбе ректора Свято-Сергиевского института в Париже епископа Кассиана (Безобразова) продать пару хороших церковных облачений митрополиту Пантелеймону (Рудыку). В этот же период для нужд русского Западно-Европейского экзархата из монастыря неоднократно высылались богословские книги. В 1950-е гг. для Ново-Коренной пустыни в Магопаке (штат Нью-Йорк) и для устроенного в 1958 г. Знаменского синодального собора в здании Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей (г. Нью-Йорк) русскими святогорцами были пожертвованы ковчеги с частицами мощей святых угодников Божиих.

Братия Свято-Пантелеимоновского монастыря поддерживала тесные связи и с русской общиной в Афинах. Там продолжала действовать бывшая российская посольская Свято-Троицкая церковь, а в начале 1960-х гг. при помощи насельников Руссика появился и новый храм. Для состарившихся эмигрантов первой волны российской эмиграции стараниями русской афинской общины в середине 1950-х гг. на восточной окраине столицы (в квартале Аргируполи, на ул. Илектрополеу, 45) был устроен Русский дом престарелых для малоимущих и одиноких, нуждающихся в помощи российских эмигрантов[505].

В 1961–1962 гг. в центре разбитого перед корпусом сада возвели каменную церковь преп. Серафима Саровского. Еще в 1959 г. ее будущие прихожане обратились к братии Руссика за помощью в устройстве иконостаса, и 23 сентября Собор старцев решил пожертвовать иконостас из церкви на арсане Крумицы. В дальнейшем этот трехъярусный деревянный позолоченный иконостас XIX в. привезли в Афины и установили в церкви. 27 сентября 1961 г. Собор старцев Руссика также пожертвовал для Серафимовского храма железный крест[506].

В 1955 г. обострился конфликт Свято-Пантелеимоновского монастыря с Кинотом из-за иеромонаха Василия (Кривошеина). Следует отметить, что отец, а затем Владыка Василий, пребывая в различных городах Западной Европы, не прекращал своего общения с братией Руссика. До конца 1955 г. он активно боролся за восстановление справедливости, возвращение греческого гражданства и возможности вернуться на Святую Гору. Но все его апелляции и предоставленные свидетельства монастырской братии о ложности обвинений в коллаборационизме были отклонены, более того, власти настояли на исключении отца Василия из списков братии обители[507] 23 мая 1956 г. Собор старцев «после постоянных настойчивых заявлений Кинота» решил «хотя бы на время» с 1 июня исключить иеромонаха Василия из состава братии[508].

Обмен письмами Владыки Василия, рукоположенного 14 июня 1959 г. во епископа Волоколамского и возведенного 21 июля 1960 г. в сан архиепископа Брюссельского и Бельгийского, с русскими святогорцами, пусть и нерегулярный, продолжался более 30 лет — до 1985 г. При этом Владыка не просто «состоял в переписке», но переправлял копии писем в Москву и сам составлял для Московской Патриархии на основе этой корреспонденции и собственных впечатлений от посещения Святой Горы докладные записки о положении дел на Афоне (от 25 июня 1962 г., 27 июня 1977 г. и др.)[509].

В 1950-е гг. русские афониты обращались за помощью не только к Московскому Патриархату, но и к Сербской Православной Церквьи, а также традиционно к эмигрантам из России. Зачастую эти призывы находили отклик: святогорским монахам был разрешен сбор средств в Югославии, определенную поддержку афонским обителям оказывали и русские эмигрантские организации, в том числе церковные.

Так, например, в начале 1955 г. епископ Флоридский Никон (Рклицкий), пребывавший в юрисдикции Русской Православной Церкви за границей, прислал из США в Свято-Пантелеимоновский монастырь денежные пожертвования, часть которых предназначалась для раздачи бедным русским святогорцам. В феврале 200 присланных долларов и 5960 драхм братия Руссика распределила между 18 насельниками Свято-Ильинского скита, 27 келлиотами и 7 карульскими иноками: иеросхимонахами Никоном, Парфением, Серафимом, схимонахами Нилом, Зосимой, Иоилом и Александром[510]. Среди российских эмигрантов наиболее активно кампанию в защиту русского Афона вел проживавший после войны в США духовный писатель Владислав Альбинович Маевский, который неустанно публиковал письма, статьи и книги[511].

В 1956 г. в Париже было получено взволновавшее российскую диаспору письмо нескольких русских святогорцев «Наименование обителей Святой Горы Афон (бедствующих и бедствовавших)», в котором описывалось тяжелое положение и притеснения славянских иноков на Афоне: «Иеросхимонах Серафим и братия от истощения умерли», «все умерли мучительной смертью» и т. д. Основным автором письма был настоятель келлии св. Архангела Михаила архимандрит Евгений (Жуков), который к тому времени остался в своей обители один[512]. В сентябре того же года в ряде русских эмигрантских изданий было опубликовано «Письмо в редакцию» тех же святогорцев. К письму был приложен список 18 русских келлий, братия которых находилась в бедственном положении, а в конце находился адрес архимандрита Евгения для получения пожертвований[513].

О письме русских святогорцев стало известно и в Греции, возник скандал, из-за которого под сильным давлением греческих властей настоятелям трех крупнейших русских обителей (Свято-Пантелеимоновского монастыря, Свято-Андреевского и Свято-Ильинского скитов) пришлось письменно опровергать послание, заявляя о своей якобы вполне благополучной жизни[514].

В 1956 г. во Франции было создано Общество (ассоциация) друзей русских обителей на Святой Горе Афонской при экзархате (в дальнейшем — архиепископии) православных русских церквей в Западной Европе в юрисдикции Константинопольского Патриархата[515]. В декабре 1957 г. проживавший в США контр-адмирал И. А. Кононов написал обращение к русским эмигрантам с призывом вносить пожертвования в пользу русских обителей Афона и пересылать их настоятелю Свято-Ильинского скита архимандриту Николаю[516].

Одним из создателей и самых активных членов Общества друзей русских обителей на Святой Горе Афонской был русский эмигрант, будущий протоиерей Федор Иванович Бокач (1897–1969)[517]. В 1956 г. и 1957 г. Ф. И. Бокач смог полулегально дважды приехать на Афон и побывать в Свято-Пантелеимоновском монастыре. Когда он вернулся в Париж, то написал и опубликовал в газете «Русская мысль» статью-воззвание «Вопль о помощи русскому монастырю на Афоне».

Летом 1958 г. Федор Иванович еще раз побывал на Афоне и в том же году от имени Общества друзей русских обителей на Святой Горе Афонской издал брошюру «Вопль русского монашества с Афона о помощи»[518]. Стараниями Ф. И. Бокача в 1958–1959 гг. Париже также были подготовлены и изданы две книги о значении Афона в деле создания и распространения духовной культуры на Руси и тяжелом современном положении русских святогорцев[519]. 2 (15) июня 1958 г. экзарх православных русских церквей в Западной Европе митрополит Владимир (Тихоницкий), пересылая из Парижа на Афон собранные пожертвования, обратился с посланием к братии Свято-Ильинского скита и всем одиноким инокам Святой Горы, в котором писал: «Под водительством меня, недостойного Архипастыря, мы, ваши соотичи, делаем для вас все, что можем. И впредь не оставим вас ни вещественными приношениями, ни молитвами своими у алтаря Господа Сил. Вы же, возлюбленные, не оставляйте вашего молитвенного труда»[520]. В различных периодических изданиях появлялось множество статей и научных работ российских эмигрантов о «русской части Афона», на эту тему читались лекции, произносились доклады[521].

В конце 1950-х — начале 1960-х гг. несколько раз приезжал на Святую Гору крупнейший благотворитель Русской Православной Церкви за границей американский миллионер Сергей Яковлевич Семененко (1903–1980). Основные пожертвования С. Я. Семененко делал братии Свято-Ильинского скита, но в сентябре 1961 г., мае и сентябре 1962 г. побывал и в Свято-Пантелеимоновском монастыре, пожертвовав его братии более тысячи долларов. Игумен Илиан письменно выразил благодарность за эти пожертвования Первоиерарху РПЦЗ митрополиту Анастасию (Грибановскому)[522].

Но кардинально изменить ситуацию подобная помощь не могла. Численность святогорцев, прежде всего негреческой национальности, неуклонно сокращалась. В 1950 г. во всех обителях Афона проживало 2160 монахов, в том числе 304 русских; в 1956 г. — 1893 монаха, из них 154 русских; в 1958 г. — 1710 монахов, в том числе 130 русских, а в 1959 г. — 1641 монах, из них 119 русских[523]. В этом году русские иноки еще проживали в монастыре, двух скитах и 16 келлиях, к октябрю 1962 г. их число уменьшилось до 91.

Эта проблема горячо обсуждалась на заседании Собора старцев Руссика 31 июля 1957 г. На нем подчеркивалась угроза дальнейшему существованию монастыря из-за безлюдья, при этом отмечалось, что пополнения братии со стороны русской эмиграции ждать не приходиться, так как было выпущено много воззваний и обращений к ней, но значительного отклика не последовало. Таким образом, остается два пути — или готовиться к сдаче монастыря грекам, «которые этого с нетерпением ждут», или «войти в сношение с Московской Патриархией и правительством и принять людей из России». После всестороннего обсуждения проблемы был избран второй путь, но до его практической реализации еще предстояло преодолеть много препятствий[524].