В 1965 г. правительство Греции предоставило греческое гражданство этим пяти инокам и разрешило им прибыть на Афон. 6 июля 1966 г. четверо из них приехали на Афон, но уже в следующем году один из них по болезни и из-за сложностей личного характера возвратился на Родину[558]. Таким образом, братию монастыря пополнило всего лишь три человека (один из них впоследствии попросил политическое убежище на Западе). С тех пор Московский Патриарх стал официально считаться ктитором обители, получив реальную возможность ей помогать.
В 1966 г. побывал на Святой Горе авторитетный архиерей Русской Православной Церкви за границей архиепископ Чилийский и Перуанский Леонтий (Филиппович). Ему не удалось получить разрешение посетить Афон, и Владыке пришлось нанимать моторную лодку и высаживаться тайно на берегу вблизи одного из греческих монастырей[559].
О тяжелом положении славянских монахов Святой Горы в конце 1960-х — начале 1970-х гг. начали говорить не только русские зарубежные православные публицисты, писатели и священнослужители Московского Патриархата. В конце концов международное общественное мнение перестало закрывать глаза на происходящее, с его стороны появились вопросы к греческому правительству. Русская, Сербская и Болгарская Церкви совместно настойчиво требовали соблюдения прав своих соплеменников на Афоне. Все это привело к постепенному смягчению позиции греческих властей по недопущению на Святую Гору иноков негреческой национальности. Появилась надежда сохранить Афон не только православным и монашеским, но и многонациональным.
Однако приехавших в 1966 г. четырех монахов Московского Патриархата было явно недостаточно для возрождения Руссика, поскольку ситуация в ней продолжала ухудшаться и численность братии неуклонно уменьшалась. К осени 1967 г. в связи с кончиной старцев Мисаила, Мемнона и Фомы из девяти членов Собора обители осталось только шесть[560].
Огромный урон монастырю причинил катастрофический пожар 23 октября 1968 г., когда выгорела вся восточная часть обители с шестью параклисами (часовнями), огнем были уничтожены монастырские гостиницы и кельи. Пожар, начавшись с восточного корпуса, охватил парадные помещения, Царский архондарик и настоятельские кельи в восточном крыле Покровского корпуса. Кровля и междуэтажные перекрытия рухнули вниз, погиб и большой зал архондарика с множеством портретов и фотографий российских императоров и членов их семьи. Пострадал и корпус над Святыми вратами. На тот момент в обители находилось только восемь монахов. Почти все они были в преклонном возрасте. Тем не менее им и подоспевшим на помощь немногочисленным мирянам удалось остановить распространение огня и не допустить гибели главных соборов и библиотеки архива[561].
В летописи Руссика появилась печальная запись: «Неожиданно вспыхнул пожар от печки отца Флора ночью — по восточному [времени] 8 с половиной [часов]. Отцы увидели на крыше пламя уже большим. Ветер был очень большой восточный, невозможно было потушить. Два парохода прибыли из Солуни — пособлять тушить»[562]. В тушении пожара участвовали местные полицейские, 35 учащихся и преподавателей афонской школы во главе с директором И. Христманом, пожарная команда из Салоник (10 человек), команда пришедшего парохода из Кавалы, некоторые жители г. Уранополиса и окрестных сел, а также 50 матросов с прибывших к вечеру двух военных греческих миноносцев[563].
Всего от пожара пострадало три пятых главного монастырского каре зданий, общий ущерб составил около 25–30 миллионов драхм. 26 октября Собор старцев обители ввиду гибели монастырской больницы решил устроить ее и приют для немощных престарелых иноков в уцелевшем корпусе над хлебной[564].
Писатель-эмигрант Б. К. Зайцев, узнав о пожаре, написал в своем цикле «Дни» очерк «Афон» (опубликованный в 1969 г.), в котором отмечал: «Вот и дошла до нас весть: старец в монастыре св. Пантелеймона затопил вечером печку Все там ветхое, как и сами насельники. Накопилась ли в трубе сажа, труба ли попортилась, только загорелось где-то на чердаке во время утрени (начинается на Афоне в час ночи), заполыхало под крышей. Ночь осенняя, бурная, ветер ворвался, раздувает, куда справиться старикам с пламенем бушующим! Пожар пожирал детище св. Пантелеймона. „Иеромонах Серафим от скорби внезапно заболел, и его немедленно отправили в госпиталь в Салоники“. А пожар не унимался. Надеюсь, не весь монастырь погиб, — все же дело серьезное, это чувствуется по вестям здешним и из Америки. Еще удар по православию русскому, и так уже многострадальному…»[565]
При тушении пожара некоторые книги монастырской библиотеки промокли, и их долгое время сушили в храме св. Митрофана. После удара стихии монастырь представлял собой страшное зрелище, но возможности приступить к ремонтным работам появились далеко не сразу. Численность братии Руссика на 19 марта 1969 г. составляла лишь 26 монахов, впрочем, в этом году на всем Афоне осталось только 35 русских иноков. В число братии входили: игумен Илиан, 8 иеромонахов, 4 иеродиакона (в том числе проживавший в монастыре престарелый иеросхидиакон Симеон из Свято-Андреевского скита) и 13 монахов[566].
14–15 мая 1969 г. Руссик посетил советский посол в Греции К. Данилович. В конце июля — начале августа 1969 г. делегация Русской Православной Церкви из пяти человек во главе с архиепископом Харьковским и Богодуховским Леонтием (Гудимовым) участвовала в торжествах, посвященных 800-летию поселения русской братии в Свято-Пантелеимоновском монастыре (в 1169 г.), которые в связи с недавней трагедией прошли очень скромно. 6–7 августа 1969 г. на Афоне произошел еще один большой пожар, в результате которого погиб большой участок монастырского леса от Руссика до келлии св. Димитрия[567].
Преодолев разнообразные препятствия, 27 февраля 1970 г. в Руссик смогли приехать еще два инока Московского Патриархата — архимандрит Авель (Македонов) и иеромонах Виссарион (Великий-Остапенко). Отец Авель сумел не только завоевать доверие и уважение греческой монашеской братии, но и стать в дальнейшем игуменом монастыря св. вмч. Пантелеймона. Но фактическая полумера — прибытие лишь двух иноков — не могла решить серьезные проблемы жизнедеятельности обители. 2 мая 1970 г. игумен Илиан в письме к митрополиту Никодиму настоятельно просил прислать еще несколько человек[568].
На 1 января 1971 г. братии Руссика составляла 26 человек: игумен Илиан, архимандрит Авель, 9 иеромонахов, 4 иеродиакона (в том числе иеросхидиакон Симеон из Свято-Андреевского скита) и 11 монахов, из них 21 были русскими, 2 — греками, 2 — сербами и 1 — болгарином. Но уже к концу 1972 г. численность братии сократилась до 19 человек: 2 архимандрита, 7 иеромонахов, 4 иеродиакона и 6 монахов[569].
5 (18) января 1971 г. скончался игумен Свято-Пантелеимоновского монастыря схиархимандрит Илиан (Сорокин)[570]. На следующий день Собор старцев утвердил местоблюстителем служившего с 1965 г. наместником карпаторусса иеросхимонаха Гавриила (Легача, 1901–1977). 25 февраля (10 марта) 1971 г. настоятелем в первый раз был избран по жребию архимандрит Авель (Македонов), который был провозглашен игуменом, но так как он мало прожил на Афоне, Священный Кинот это поставление не утвердил[571]. Отец Авель смирился с решением Кинота и согласился на выборы нового игумена, став его секретарем.
9 (22) апреля 1971 г. настоятелем монастыря был избран о. Гавриил (Легач). 26 апреля (9 мая) он был интронизован с участием членов Священного Кинота и 13 мая возведен приехавшим на Афон митрополитом Ленинградским и Новгородским Никодимом (Ротовым) в сан архимандрита[572]. Как и его предшественник, отец Гавриил стремился к укреплению связей с Русской Церковью.
К этому времени (в 1967 г.) в Греции произошел государственный переворот, в результате которого к власти пришла военная хунта — так называемая «диктатура черных полковников», отстранившая от власти короля Константина II. Теперь уже препятствия приезду русских монахов чинило новое правительство Греции, которое грубо вмешивалось во внутреннюю жизнь святогорцев, всячески притесняя монахов. 14 февраля 1969 г. греческое военное правительство издало в законодательном порядке постановление № 124, согласно которому на Министерство иностранных дел в значительной степени возлагались прерогативы высшей власти на Святой Горе, осуществлять эту власть должен был губернатор Афона, получивший право управлять внутренней жизнью и всем движимым и недвижимым имуществом святогорских монастырей, контролировать решения Кинота и пользоваться правами и обязанностями судебного следователя. После этого Кинот вступил в прямой конфликт с губернатором и в течение нескольких лет фактически не имел с ним отношений.
Издание данного закона вызвало глубокую озабоченность Русской Церкви. Побывавший 13–28 марта 1969 г. на Афоне епископ Тульский и Белевский Ювеналий (Поярков) поддержал Кинот в его протесте против действий военной хунты. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий и Священный Синод Русской Церкви на заседании 25 апреля 1969 г. постановили осудить принятый правительством Греции Декрет № 124 как нарушающий права и древние традиции жизни монастырей Святой Горы, в том числе и русского монастыря, и принять решительные меры: обратиться к премьер-министру Г. Пападопулосу с выражением протеста, к Константинопольскому Патриарху Афинагору и предстоятелям других Поместных Православных Церквей с предложением о созыве Всеправославного совещания для рассмотрения создавшегося положения[573].
Четкая и ясная позиция Московского Патриархата по отношению к Декрету № 124 позволила завоевать расположение не только русских иноков Афона, но и Кинота. В результате греческие монахи увидели в лице Русской Церкви единственную поддержку против притязаний военной хунты на права монастырей Афона, благодаря чему Кинот был, по словам епископа Ювеналия (Пояркова), «не прочь бы сейчас, после нового положения на Афоне, пускать русских, так как только от них можно ожидать помощи»[574].
Храм свт. Митрофана Свято-Пантелеимоновского монастыря
23–25 октября 1972 г. Святую Гору во главе большой делегации посетил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Пимен. Следует отметить, что это было первое в истории посещение Афона Всероссийским Патриархом. Его сопровождали митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим, митрополит Тульский и Белевский Ювеналий, митрополит Херсонский и Одесский Сергий, архиепископ Кишиневский и Молдавский Ионафан, архиепископ Волоколамский Питирим и архимандрит Кирилл (Гундяев), нынешний Святейший Патриарх Московский и всея Руси, впервые побывавший тогда на Афоне. Священноначалие Русской Церкви использовало визит для привлечения широкого внимания греческой и мировой общественности к тяжелейшему положению Свято-Пантелеимоновского монастыря[575].
В результате постоянных усилий Московского Патриархата изредка удавалось посылать нескольких иноков в Свято-Пантелеимоновский монастырь, но их ограниченное число не могло решить проблемы. К сожалению, Константинопольские Патриархи далеко не всегда способствовали разрешению этого вопроса, о чем свидетельствует переписка между Предстоятелями Русской и Константинопольской Церквей в течение большей части второй половины XX в. В связи с этим Московские Патриархи неоднократно выражали свое недоумение и огорчение.
ebooksa