1–8 октября 1923 г. в моравском г. Пшерове состоялся первый русский зарубежный студенческий съезд, принявший решение об организации РСХД. Именно на этом собрании произошло организационное оформление движения, лозунгом которого стало «оцерковление жизни».[788] В историю РСХД он вошел как «Первый Пшеров». В своих воспоминаниях В. В. Зеньковский писал: «Из старших приехали отец Сергий Булгаков, Новгородцев, Карташев, Бердяев и я; из иностранцев — мисс Rous, Холлингер, Кульман, Лаури. Был также Л. Н. Липеровский, Л. А. Зандер (приехавший в Прагу с Дальнего Востока летом)».[789] Целью движения было признано «собирание верующей молодежи вокруг Церкви, в пробуждении и укреплении веросознания у тех, кто растерял, а иногда и не имел веры».[790]
В результате Пшеровского съезда отдельные студенческие христианские кружки были объединены, и благодаря этому возникло «Объединение русских студенческих христианских кружков», позже принявшее наименование «Русское студенческое христианское движение». Был создан выборный центральный орган — бюро; определены его функции и взаимоотношения с организациями на местах. Председателем объединения по благословению митрополита Антония (Храповицкого) оказался избран В. В. Зеньковский (он занимал этот пост вплоть до своей кончины), секретарем — Л. Н. Липеровский.[791]
После этого движение стало стремительно развиваться. В следующем — 1924 году в чешском г. Штернберке прошел съезд русских студентов в Чехословакии с участием протоиерея Сергия Булгакова, профессоров В. В. Зеньковского, Г. В. Флоровского (в 1932 г. принявшего священный сан), академика П. Б. Струве и декана Русского юридического факультета П. И. Новгородцева. На этом съезде было официально основано «Объединение русских христианских студенческих организаций в Чехословацкой республике» в качестве дочерней организации находившегося в Париже центрального объединения РСХД.[792]
Общее руководство движением осуществлялось постоянно действовавшим секретариатом из Парижа, а в Чехословакии проходили ежегодные летние съезды, целью которых было направить деятельность участников движения «на службу Православной Церкви и родному народу». РСХД устраивало богослужения, организовывало занятия Законом Божиим с детьми в детских садах и воскресных школах, посещения больных, лекции, беседы, дискуссии, экскурсии, а также распространяло религиозную литературу. В 1928 г. в движении активно участвовала 150 проживавших в Чехословакии русских эмигрантов.[793]
Кроме того, в Праге по инициативе протоиерея Сергия Булгакова в 1923–1924 гг. издавался журнал «Духовный мир студенчества» с подзаголовком «Вестник Русского христианского студенческого движения в Европе». Целью журнала было освещение «жизни студенчества», «братское единение» и «пробуждение духовных интересов».[794] Первый его номер содержал информацию о деятельности христианских студенческих кружков в Чехословакии, Венгрии, Франции, Югославии, Германии, со второго номера, кроме хроники, стали печататься подборки отрывков из святоотеческого наследия и авторские статьи протоиерея С. Н. Булгакова, философа Н. А. Бердяева, профессоров В. В. Зеньковского, С. С. Безобразова, В. Ф. Марцинковского и др.
В Чехословакии было воссоздано и братство Святой Софии, существовавшее в Петрограде в 1919–1921 гг.[795] Братство получило благословение митрополита Евлогия, который утвердил устав организации. В нем было отмечено, что задачей братства является обращение «на служение Православной Церкви преимущественно мирянских культурных сил двумя путями: 1) путем собирания во единый братский союз активных работников церковно-богословского просвещения и церковно-общественного делания и 2) путем объединения и организации их труда на церковно-общественной ниве».[796]
Организационное собрание братства Святой Софии состоялось через два дня после окончания Пшеровского русского зарубежного студенческого съезда — 10 октября 1923 г. Первые же рабочие заседания братства прошли 13 и 27 ноября 1924 г., в них участвовали П. Б. Струве, И. И. Лаппо, Н. О. Лосский, Г. В. Флоровский, Л. А. Зандер, В. В. Зеньковский, П. А. Остроумов и в качестве председателя — протоиерей Сергий Булгаков, который поставил перед собравшимися вопрос: должна ли «христианская власть» или правительство быть реставрацией монархии? Резюме бурного обсуждения, подведенное отцом Сергием, звучало так: 1. Революционная стихия безбожно, налицо необходимость и ее религиозного преодоления; 2. Для народа бесспорна необходимость церковного освящения верховной власти. Относительно же необходимости реставрации монархии мнения собравшихся разошлись.[797] Братство Святой Софии действовало в Праге до середины 1925 г., после чего было перенесено в Париж.
С 1922 г. предпринимались попытки открыть в Праге высшее православное учебное заведение — по примеру дореволюционных российских Духовных Академий. В этом деле намечалось сначала сотрудничество с представителями Англиканской Церкви, затем с представителями чехословацкой общественности, которые обещали финансовую поддержку. Однако этот план не был реализован, и русский богословский институт возник в Париже.
Одной из основных гуманитарных проблем, с какими столкнулась русская эмиграция в 1920-е гг., стало сохранение от денационализации и укрепление в православной вере детей и молодежи. В 1923 г. в Праге состоялся первый Международный педагогический съезд, который был созван при непосредственном участии сформированного там же Педагогического бюро (профессор В. В. Зеньковский был избран его председателем). В 1926 г. чехословацкое правительство сократило субсидию на Педагогический институт, и В. В. Зеньковский на девять месяцев уехал в Америку для изучения постановки религиозного воспитания (в Йельский университет). После возвращения в Европу он поселился в Париже, где начал преподавание психологии, истории философии, педагогики, апологетики и истории религии в Свято-Сергиевском богословском институте.[798]
Со временем в Париж переехали из Праги и многие другие русские религиозные философы, богословы, искусствоведы. Однако за то время пока они жили и работали в Чехословакии, русские ученые и деятели культуры впервые познакомили жителей страны с духовным наследием России, Византии и Православного Востока в целом.
Указанная активная религиозная общественная жизнь русских эмигрантов в Чехословакии сопровождалась созданием церковных общин. По инициативе официального представителя правительства адмирала Колчака В. Т. Рафальского, находившегося в Чехословакии с 12 июля 1919 г., для русских эмигрантов в Праге стали периодически устраиваться в различных помещениях богослужения, для совершения которых с осени 1920 г. приглашали священника Алексия Ванека — приехавшего из Волынской губернии чеха, где он ранее служил настоятелем православной церкви вблизи г. Здолбунова.[799]
Возникшие в Чехословакии русские православные общины (кроме монастыря прп. Иова Почаевского в Словакии) подчинялись управляющему русскими приходами в странах Западной Европы архиепископу (с 1922 г. митрополиту) Евлогию (Георгиевскому), до 1930 г. состоявшему в юрисдикции Московского Патриархата, а в 1931 г. перешедшему в Константинопольскую Церковь. 24 апреля 1921 г. проезжавший через Прагу Владыка Евлогий поручил о. Алексию Ванеку временное исполнение пастырских обязанностей для русских беженцев (официальным указом от 11 июня).
Затем, с 15 августа 1921 по 1 марта 1922 гг. настоятелем русских общин в Праге, Карловых Варах, Франтишковых Лазнях и Марианских Лазнях был протоиерей Михаил Стельмашенко (прибывший в Чехословакию еще 25 июля 1921 г. и первоначально служивший в курортных русских храмах). Вскоре после его официального назначения настоятелем фактически удалось решить проблему собора свт. Николая Чудотворца. В январе 1920 г. этот храм был передан в пользование Национальной Чехословацкой Церкви и стал ее кафедральным собором, но 17 августа 1921 г. по просьбе В. Т. Рафальского Пражский диоцезный совет Чехословацкой Церкви выразил согласие на регулярное совершение русских православных богослужений в Никольском храме (первое подобное богослужение состоялось в нем 27 августа). Подобное положение сохранялось до 1945 г.
Осенью 1921 г. о. Михаил Стельмашенко начал работу по организации постоянного русского прихода, было проведено первое приходское собрание и избран Совет приходского попечительства. Однако процесс формирования прихода затянулся до августа 1923 г. В марте 1922 г. митрополит Евлогий перевел о. Михаила во Флоренцию и назначил новым настоятелем протоиерея Григория Ломако, который прибыв в Прагу 2 июня, уже 9 июня отказался от должности. 4 августа 1922 г. в Прагу был назначен настоятелем протоиерей Георгий Спасский, он числился главой прихода до августа 1923 г., но так и не смог приехать в Чехословакию из Туниса.[800]
В дальнейшем русские общины в стране более 20 лет окормлял епископ Бельский Сергий (в миру Аркадий Дмитриевич Королев). Он родился 18 января 1881 г. в Москве, окончил Московскую Духовную Академию, в 1920 г. назначен Патриархом Тихоном епископом и 4 апреля 1921 г. хиротонисан во епископа Бельского, викария Холмской епархии. За отказ признать автокефалию Польской Православной Церкви Владыка Сергий был 4 мая 1922 г. арестован в Люблине и через несколько дней без денег и вещей выслан из Польши в Чехословакию (9 мая он прибыл в Прагу). Узнав об этом, митрополит Евлогий к 15 сентября 1922 г. поручил ему исполнять обязанности настоятеля, а 30 августа 1923 г. официально назначил епископа Бельского своим викарием и настоятелем собора свт. Николая Чудотворца на Староместской площади.[801] В этом же месяце окончательно оформилась организационная структура русского прихода в Праге — был избран приходской совет и другие общественные органы.
В самом начале служения в Праге епископу Сергию пришлось выдержать тяжелую борьбу с архиепископом Савватием (Врабецом), так как он также с разрешения властей служил в храме свт. Николая. Кроме того, архиепископ считал, что все проживавшие в стране православные должны входить в единую организационную структуру, которая в перспективе могла быть преобразована в автокефальную Чехословацкую Православную Церковь. При помощи государственных органов власти он попытался осуществить свою идею (в том числе подчинить себе русский приход), но на сотрудничество с ним пошли лишь представители украинской эмиграции.[802]
Митрополит Евлогий так вспоминал о поведении Владыки Савватия: «Явившись в Прагу в звании епископа, он стал теснить преосвященного Сергия. Храм святителя Николая правительство оставило в общем пользовании нашего прихода и епископа Савватия. И вот, бывало, приедет преосвященный Сергий служить, а епископ Савватий, отстранив его, становится на настоятельском месте. Владыка Сергий смиренно становится сбоку».[803]
Вскоре после хиротонии архиепископа Савватия и создания Константинопольским Патриархатом Пражской архиепископии митрополит Евлогий 19 марта 1923 г. отправил письмо епископу Сергию с указаниями, как действовать русскому приходу в Праге в сложившейся ситуации: 1. приветствовать главу новой Церкви «и просить его благословения на беспрепятственное продолжение пастырского служения русского духовенства на территории Чехословацкой республики»; 2. возносить за богослужением имя архиепископа Савватия после имени Патриарха Тихона; 3. оставаться в каноническом подчинении Русской Православной Церкви. Митрополит полагал, что теперь все русские храмы в Чехословакии «являются метохами автокефального Московского Патриархата, подобно существующим на тех же основаниях в России подворьям Восточных Патриархатов». 20 марта в пражский приход была направлена новая форма возношения молений и поминовений церковной иерархии. В ней предписывалось поминать за богослужением по порядку трех иерархов: Патриарха Тихона, архиепископа Савватия и митрополита Евлогия.[804]
Однако русский приход в Праге не без оснований опасался, что архиепископ Савватий попытается подчинить себе православную российскую диаспору в Чехословакии. Поэтому представители общины обратились к Владыке Евлогию с просьбой воспрепятствовать такому развитию событий.
25 марта митрополит Евлогий направил Константинопольскому Патриарху Мелетию IV письмо, в котором приветствовал решение о создании Пражской архиепископии и просил не включать в ее состав русские храмы в Праге, Карловых Варах, Марианских и Франтишковых Лазнях и признать за ними статус подворий (метохов) Московского Патриархата. Однако в ответном письме от 27 апреля 1923 г. Патриарх Мелетий ответил отказом, написав, что русские храмы «должны войти в церковную зависимость и духовное подчинение местной православной власти», и выразил сомнение в законности полномочий митрополита Евлогия в Западной Европе.[805]