В этом письме о. Никон дал самую высокую оценку общине и ее настоятелю: «Местный русский приход, во главе с протоиереем о. А. Крыжко, при самых неблагоприятных обстоятельствах сохранил полную каноническую чистоту, чему способствовала твердость настоятеля, неоднократно подвергавшего свою жизнь опасности. Приходская церковь в г. Сараево производит очень благоприятное впечатление по своему благолепию и чинности и красоте богослужений. Проживая несколько дней в г. Сараево, я имел возможность убедиться, что протоиерей о. Алексий Крыжко пользуется любовью, уважением и добрым влиянием не только среди своей паствы, но и среди местного населения, как православного, так и неправославного, о чем мне приходилось слышать в трамваях и на улицах от людей, обращавшихся ко мне с вопросами о моем пребывании в г. Сараево»[465].
Еще один конфликт Хорватской Православной Церкви с РПЦЗ, возникший летом 1944 г., был связан именно с деятельностью духовенства русских частей на территории Хорватии. Митрополит Гермоген обратился к командованию 1-й казачьей дивизии с призывом подчинить воинских священников его юрисдикции, перейти при богослужениях на григорианский календарь и возносить молитвы за него и Павелича. По этому поводу владыке Анастасию пришлось снова обращаться к немецким властям, которые помогли отклонить притязания Загребского митрополита[466].
В целом же германские ведомства старались поддерживать владыку Гермогена. Впервые его приняли в посольстве в Загребе 10 июля 1942 г. и обещали всячески помогать митрополиту в «тяжелой работе». В дальнейшем такие визиты стали регулярными. 17 июля 1942 г. немецкий посол Зигфрид Каше даже сам посетил митрополита Гермогена, упомянув в беседе, что, «как и прежде, охотно готов его поддерживать любым образом»[467]. В одном из своих отчетов в МИД Каше писал: «Пришло спокойное время после создания Хорватской Православной Церкви»[468].
Владыке уже вскоре после вступления в должность удалось несколько улучшить положение православных в Хорватии. В июне 1942 г. во время своей поездки в Сирмиен он открыл несколько закрытых там ранее храмов. 28 июня церковный староста с. Рогожа написал митрополиту Гермогену о закрытии храма, насильственном перекрещивании и желании прихожан открыть церковь. В дальнейшем его ходатайство было удовлетворено. Впрочем, бывали
случаи, когда усташи специально открывали некоторые храмы, предназначенные для посещения владыки Гермогена, а после его отъезда снова закрывали[469].
В конце июля 1942 г. благодаря усилиям митрополита вышло распоряжение министра юстиции и культов о выплате государственных пособий, назначении жалования или пенсии в соответствии с законом о чиновниках священникам Хорватской Православной Церкви, их вдовам и сиротам. Причем право на получение пособий получили и жившие в стране жены священнослужителей, находившихся в безвестном отсутствии, высланных или самостоятельно уехавших из Хорватии. В конце 1943 г. подобная помощь оказывалась 81 вдове, 42 женам священников Сербской Церкви и 38 сиротам[470].
Живший в годы войны в Загребе и лично хорошо знавший Владыку Гермогена генерал И. А. Поляков 9 марта 1951 г. писал в его защиту епископу Флоридскому Никону: «1. По всей Хорватии шло гонение на православных: сжигались церкви, арестовывались пастыри, часть иногда расстреливалась, нередко страдали и русские священнослужители. Единственная сербская церковь в Загребе, ставшая как бы русской, была закрыта. 2. Вступая в управление Хорватской Православной Церковью, архиепископ Гермоген поставил первым условием прекращение гонений на Православную Церковь и других безобразий. Бывший тогда во главе Хорватии д-р А. Павелич эти условия принял и отдал соответствующие распоряжения. Невольно напрашивается вопрос – богоугодное дело совершил тогда архиепископ Гермоген или же противное духу Святого Писания? 3. Гонения почти сразу утихли, стали открываться церкви и приводиться в порядок, получили и мы, загребчане, нашу церковь назад. 4. Вскоре архиепископ Гермоген становится ходатаем за всех русских, которые новой хорватской властью временно арестовывались не только в одиночку, но и большими партиями, и обычно без всяких с их стороны проступков. Так как двери поглавника (д-р Павелич) были всегда для архиепископа Гермогена открыты, он шел к нему, и его просьбы хорватское правительство, хотя и скрепя сердце, но все же выполняло. 5. Посещая архиепископа Гермогена по несколько раз в неделю и часто обсуждая с ним положение и разные вопросы, выдвинутые жизнью того времени, я встречал у него много посетителей, осаждавших его разнообразными просьбами. В числе последних нередко были даже русские военные, служившие в войсках д-ра Павелича. Владыко во всем старался пойти навстречу, всем старался помочь. Следовательно, принятием возглавления Хорватской Православной Церкви архиепископ Гермоген сделал большое русское дело и спас многих и многих от преследования, тюрьмы, а иногда и смерти. Во имя истины и Христовой правды обходить этот вопрос молчанием, мне думается, будет несправедливо. Видимо, в то время Белград был мало осведомлен о том, что тогда происходило в Хорватии»[471].
Необходимо отметить, что владыка заступался не только за русских, но и за всех православных, прежде всего за сербов. М. Оберкнежевич об этом писал так: «Как участник основания Хорватской Православной Церкви, я глубоко убежден, что, принимая во внимание тогдашние военно-политические обстоятельства страны, существование этой Церкви оказалось благоприятным для сербов, хорватов и других национальностей на территории Хорватии, как в плане религиозно-духовном, так и в общечеловеческом, – наступило общее примирение хорватско-сербского конфликта, и во многих областях переговоры заключались во взаимном признании и национальной терпимости. Хорватская Православная Церковь, возглавляемая владыкой Гермогеном, оказалась защитницей сербов в Хорватии и временным решением в рамках тоталитарного строя, не терпящего Сербскую Церковь, как исключительную господствующую организацию соседней сербской державы»[472].
В архивном фонде Загребской митрополии сохранились письма верующих к владыке с просьбами о помощи, в том числе от родственников заключенных в концлагеря или угнанных в Германию. Из письма крестьянина с. Рогожи (1942) также видно, что митрополиту Гермогену было известно о насильственном окатоличивании сербов, а также закрытии и уничтожении многих православных храмов. Во многих случаях митрополит пытался помочь, выполняя христианский долг пастыря, в том числе обращался с соответствующими просьбами к самому Павеличу или его министрам (правда, ответы чаще всего не получал). Об оказании помощи русским монахам и монахиням в монастырях на Фрушкой горе, в частности в Хоповской обители, владыка в октябре 1942 г. писал даже немецкому посланнику З. Каше[473].
При этом митрополит был вынужден демонстрировать лояльность хорватским властям, в полной финансовой зависимости от которых находилась возглавляемая им Церковь и он лично. Первоначально митрополит Гермоген жил с ближайшими помощниками в отеле «Эспланда», пока летом 1942 г. ему не выделили для резиденции здание на ул. Прилаз, 71. В случае когда владыка должен был уезжать из Загреба, ему каждый раз приходилось просить власти о выделении машины, и только в октябре 1944 г. он получил служебный автомобиль (что не свидетельствовало об особом благоволении к нему хорватских властей). Обо всем, что владыка хотел иметь лично или для нужд митрополии, он должен был просить власти. В ноябре 1943 г. митрополит получил право собирать материальные средства для Церкви у верующих, но эта помощь была незначительной. Хорватские власти не доверяли владыке, поэтому он постоянно находился под контролем агентов усташей. Показательно, что 6 ноября 1944 г. власти потребовали от митрополита предоставить им биографию и документы, подтверждавшие его титул в русской церковной иерархии[474].
В многочисленных посланиях по случаю церковных праздников, дней создания Хорватии, именин Павелича и т. д. митрополит Гермоген призывал православное население страны к повиновению правительству. Так, например, в связи с празднованием в Хорватии 15–16 августа 1942 г. дня жатвы в православных храмах страны в день Успения Божией Матери (15 августа по новому стилю) были совершены богослужения с благодарственными молебствиями. Митрополит Гермоген выступил по случаю праздника с посланием: «В этот день все мы вознесем свои теплые молитвы Творцу Вседержителю за счастье и лучшее будущее нашего народа, нашего дорогого отечества хорватского и за здоровье и долгоденствие нашего державного Главы Государства – Поглавника». Впрочем, подобные послания, нередко публиковавшиеся в хорватских газетах, не были написаны самим митрополитом, а составлены агентами властей[475].
3 октября владыка Гермоген совершил в загребском храме молебен в связи с годовщиной восшествия на престол болгарского царя Бориса III, а 13 декабря 1942 г. – благодарственный молебен по случаю дня Ангела «вождя» украинского националистического движения в Хорватии полковника Андрея Мельника. 30 августа 1943 г., сразу же после получения сообщения о скоропостижной кончине царя Бориса, владыка Гермоген совершил панихиду по новопреставленном, на которой, помимо правительства Хорватии, присутствовал болгарский посол в Загребе Иордан Мечкаров[476].
В 1942 г. митрополит подписал листовку, в которой призывал партизан вернуться в свои дома, считая, что семьи пропадут без своих лучших работников. Владыка лично никогда не составлял и не подписывал листовки, направленные против участников освободительного движения, но и не протестовал, когда на подобных листовках появлялась подпись, поставленная без его ведома[477].
В хорватской прессе иногда публиковались антикоммунистические заявления митрополита Гермогена, в частности такое: «Война, которую Германия и ее союзники ведут против большевизма, является не войной против русского народа, а борьбой против общего врага человечества. В результате его поражения будет снова освобождена религия»[478].
28 сентября 1943 г. владыка Гермоген дал интервью, в котором высказался против состоявшегося в Москве избрания Патриархом Московским и всея Руси владыки Сергия (Страгородского), оценив его лишь как тактический маневр советских властей и средство укрепления позиций Сталина: «Противозаконное восстановление Патриархата и лицемерное покровительство Сталина Русской Православной Церкви означает новый камень преткновения и новый экзамен для всего подлинного Православия. Выдержка этого экзамена потребует много усилий, чтобы Церковь при выполнении своей христианской православной миссии не понесла вреда от махинаций советских правителей». Митрополит также выразил свое твердое убеждение, что Русская Православная Церковь, которая уже выдержала так много кровавых преследований, «избежит и этой опасности»[479].
Когда после кончины Первосвятителя Сергия в феврале 1945 г. Святейшим Патриархом Московским и всея Руси был избран владыка Алексий (Симанский), митрополит Гермоген (по некоторым сведениям, под угрозой ареста и заключения в лагерь) подписал заготовленный в Министерстве юстиции и культа текст протеста от имени священства и мирян своей Церкви[480].
На допросе 26 мая 1945 г. владыка показал: «Мое отношение к властям НДХ за все время было лояльным, и я все их распоряжения выполнял и приказывал подчиненным проводить их в жизнь. Также и Хорватская Православная Церковь во всем покорялась приказам и пожеланиям власти. Если когда я и воспротивился желанию власти, а это относилось к делам, которые противоречили церковным фундаментальным установлениям, то, в конце концов, принимал их требования»[481].
С самого начала Хорватская Православная Церковь испытывала острую нехватку священнослужителей. Первым из них фактически стал земунский священник Василий Шурлан, который еще в марте 1942 г. подал властям прошение о создании новой Церкви. Согласно же документам Загребской митрополии, первым, 25 июня 1942 г., на приход в Копривницы был назначен священник Владимир Соколов, кандидатуру которого утвердило и Министерство юстиции и культов.
Именно отдел культов этого министерства принимал окончательные решения о поставлении духовенства, направляя их затем в Загребскую митрополию. Отдел также передавал митрополиту приказы в виде рекомендаций, которые должны были выполнять священники[482]. Однако порой митрополит Гермоген проявлял самостоятельность и издавал свои распоряжения о назначении священников, расходящиеся с министерскими. Административная деятельность владыки отличалась многообразием: он объезжал приходы, освящал открываемые церкви и т. д. При этом митрополит Гермоген достаточно критически относился к деятельности усташей (как уже говорилось, их надзорная служба тайно следила за владыкой).
Реальная власть митрополита оказалась незначительной, обо всех уступках в пользу православных он был вынужден ходатайствовать перед германскими и хорватскими властями. 20 июля 1944 г. Немецкое посольство в своем обзоре отмечало, что Хорватская Православная Церковь ведет себя осторожно и митрополит Гермоген полностью зависит от Министерства юстиции и культов. Некоторые верующие писали владыке: «Вы, преосвященный, обычная фигура, которой власти помыкают, как хотят»[483]. В другом подобном письме от 24 июля 1942 г. говорилось: «Мы до сегодняшнего дня были народом, осужденным усташами на смерть, так же как и наша Церковь, если Вы думаете, что нам надежнее обратиться к Хорватской Православной Церкви, чей синоним большое «У» [эмблема усташей], то Вы, преосвященный, сами представляете собой марионетку усташской власти»[484].