Отрицание смерти

 

Глава восьмая

Отто Ранк и Завершение Психоанализа по Кьеркегору

По всей видимости, человеку нелегко осознать тот факт,

что существует разделение между его духовными

и чисто человеческими потребностями

и что удовлетворение для каждой из них следует искать в разных сферах.

Как правило, мы находим эти два аспекта

безнадежно запутанными в современных взаимоотношениях,

где один человек становится богоподобным судьей

над хорошим и плохим в другом человеке.

В долгосрочной перспективе такие симбиотические отношения

деморализуют обе стороны, поскольку быть Богом так же невыносимо,

как и находиться в положении абсолютного рабства.

—Отто Ранк [1]

Когда мы смотрим на историю, мы видим, что сознание существа всегда поглощено культурой. Культура противостоит природе и превосходит её. Культура в своем самом сокровенном смысле - это героическое отрицание тварности человека. Но в одни эпохи это отрицание действеннее, чем в другие. Когда человек жил в безопасности под покровом иудейско-христианской картины мира, он был частью великого целого; пользуясь нашей терминологией, его космический героизм был полностью очерчен, он был безошибочно верен. Такой человек пришел из невидимого мира в видимый благодаря Божьей воле, выполнил свой долг перед Богом, прожив свою жизнь с достоинством и верой, женился во имя долга, произвёл потомство в дань ему, предложил всю свою жизнь - по заветам Христа - своему Отцу. В обмен на это, он был прощён Отцом и вознаграждён вечной жизнью в невидимом измерении. И никакого значения не имело то, что земная жизнь для него была юдолью слёз, ужасных страданий, несоизмеримости, мучительной и унизительной повседневной ничтожности, болезни и смерти, местом, где человек чувствовал себя чужим, «неправильным местом», как сказал Честертон [2], местом, где человеку нечего ожидать, нечего достигать. Но это не имело никакого значения, потому что всё это служило Богу и поэтому служило слуге Божьему. Одним словом, космический героизм человека был гарантирован, даже если сам по себе он был ничем. Это самое примечательное достижение христианского мировоззрения: то, что оно смогло принять в себя рабов, калек, слабоумных, простачков и людей могущественных и наделить их всех надёжным образом героя, попросту сделав шаг назад из мира действительного в мир иной, имя которому рай. Или, как мы могли бы лучше выразиться, христианство взяло сознание человека - то, от чего он более всего хотел отгородиться - и сделало его ключевым условием для достижения космического героизма.

Романтическое решение

Как только мы осознаем, в чём суть религиозного решения проблемы, мы поймём, как современный человек загнал себя в невыносимое положение. Ему всё ещё необходимо ощущение героизма, необходимо знать, что его жизнь что-то значит в общей схеме вещей; он всё ещё должен быть “хорошим”, чтобы соответствовать какой-то действительно особенной цели. Кроме того, ему всё также приходится сливаться с каким-то высшим, всепоглощающим смыслом в доверии и благодарности - что мы видели в качестве универсального мотива слияния по типу Агапэ. Если у человека больше нет Бога, как такое может быть возможным? Как заметил Ранк, одним из первых способов, что пришел человеку в голову, было «романтическое решение»: он сосредоточил свое стремление к космическому героизму на другом человеке в форме объекта любви. [3] Самовосхваление, в котором человек так нуждался по своей глубинной природе, он теперь искал в любовном партнере. Любовный партнер становится божественным идеалом, что может наполнить жизнь человека. Все духовные и моральные потребности теперь сосредоточены на одном человеке. Духовность, что когда-то ссылалась на другое измерение вещей, теперь низвергается на эту землю и обретает форму в другом индивидууме. Само спасение больше не относится к абстракции, подобной Богу, но может быть найдено «в беатификации другого». Мы могли бы назвать это «беатификацией переноса». Человек теперь живет в «космологии двух». [4] Безусловно, на протяжении всей истории происходило соревнование между объектами человеческой любви и объектами божественности - подумаем об Элоизе и Абеляре, Алкивиаде и Сократе или даже о Песне Соломона. Но главное отличие состоит в том, что в традиционном обществе человеческий партнер не вбирает в себя всё измерение божественного; в обществе же современном такое происходит.

Если мы склонны забывать, насколько обожествлен объект романтической любви, популярные песни постоянно напоминают нам об этом. Они говорят нам, что предмет нашей любви - это «весна», «сияние ангела» с глазами «подобными звёздам», что переживание любви будет «божественным», «словно сами небеса» и так далее и далее.; популярные любовные песни, несомненно, имели это содержание ещё с древних времен и, вероятно, будут иметь таковое до тех самых пор, пока человек остается млекопитающим и двоюродным братом приматов. Эти песни отражают жажду реального опыта, серьёзную эмоциональную тоску со стороны существа. Дело в том, что если объект любви - это божественное совершенство, то и сущность самого человека возвышается, присоединяясь к нему своей судьбой. Объект любви становится высшей мерой для идеального стремления человека; все внутренние конфликты и противоречия, многие аспекты вины - всё это человек может попытаться смыть с себя в идеальной консуммации с самим совершенством. Это становится истинным «моральным искуплением в другом». [5] Современный человек ищет удовлетворение своему стремлению к саморасширению через объект любви так же, как когда-то он делал это посредством Бога: «Бог как ... представление нашей собственной воли не противостоит нам кроме тех случаев, когда мы сами этого хотим, и так же мало противится нам любовник, который, уступая, подчиняет себя нашей воле» [6]. Одним словом, объект любви встаёт на место Бога. Как гласит индуистская песня: «Мой возлюбленный подобен Богу; если он принимает меня, моё существование оправдано». Неудивительно, что Ранк смог заключить, что любовные отношения современного человека - это проблема религиозного толка. [7]

Понимая это, Ранк мог сделать большой шаг за пределы познаний Фрейда. Фрейд считал, что моральная зависимость современного человека от другого человека является результатом Эдипова комплекса. Но Ранк видел, что это был результат продолжения проекта causa-sui, отрицания сотворённости. Поскольку теперь не было никакой религиозной космологии, в которую можно было бы вписать такое отрицание, человек ухватился за партнёра. Человек перешёл к «Вы⁴⁰», когда умерло мировоззрение великого религиозного сообщества, нахожящегося под надзором Бога. Таким образом, зависимость современного человека от любовного партнёра является результатом утраты духовной идеологии, так же как и его зависимость от родителей или психотерапевта. Ему всё равно нужен кто-то, какая-то «индивидуальная идеология обоснования», чтобы заменить приходящие в упадок «коллективные идеологии». [8] Сексуальность, которую Фрейд считал сердцевиной Эдипова комплекса, теперь понимается как то, чем она является на самом деле: ещё одним поворотом и углом в процессе нащупывания человеком смысла своей жизни. Если у вас нет Бога на небесах, невидимого измерения, которое определяет видимое, тогда вы берёте то, что ближе всего под рукой, и решаете свои проблемы с помощью этого.