Старица же та, выглядевшая почтенной, ответила:
— В детстве, чадо мое, приключилось с нею это зло, когда пошла она посреди дня к колодцу достать воды, и там напал на нее бес и мучает ее с тех пор и до сего дня.
И как только сказала она это, дали они ей милостыню и удалились.
А блаженный Григентий спросил по дороге богоносного своего спутника об этой несчастной, чтобы рассказал он ему, откуда пришло к ней такое наказание, словно он знал все это. Сей же Богом посланный и боговдохновенный провожатый сказал в ответ Григентию:
— О чадо, если бы ты знал о том великом деле ее Господа ради, которое совершает она тайно, то ты весьма прославлял бы Бога. Ведь ты видишь, люди говорят о ней как об одержимой бесом. Но люди, поскольку они слепы внутренними очами из-за страстей своих, не знают, что говорят! Она же, совершая благой подвиг, заботится о том, чтобы прийти к Господу. Узнай, что подвизается она тайно, дабы светлейшей явиться в Судный день среди Ангелов и людей! Впрочем, как это случилось, я расскажу тебе.
В молодости она имела обыкновение сама ходить за водой для дома своего. В это время ее всегда подстерегал некий юноша, не прекращавший склонять ее и побуждать красивыми словами к совершению плотского греха. Однако она, как честнейшая девица, девственница, не желала даже слушать его соблазнительные слова. В конце концов однажды стал он сильно прельщать ее. Она же, будучи малосмысленна и не имея стальной веры христианской, как чувствительная женщина возбудилась от приятных слов его, и склонилось настроение ее к греху. Но Бог, Который не желает погибели грешника, по молитвам ее благочестивых родителей, там, куда пришли они, чтобы совершить грех, изменил настроение девицы, дабы не согрешила она пред Ним. Тут же придя в себя, притворилась она, что сошла с ума, и стала бесноваться — пошла у нее пена изо рта, и стала она лаять перед юношей. Ведь если бы она просто отказала ему в том пустынном месте, он убил бы ее. Увидев эти ужасающие знаки, он, охваченный сильным страхом, быстро убежал и оставил девицу в покое.
А сия блаженная, отправившись в таком состоянии к своей матери, возжелала с того времени пребывать в нем и далее, как ты видел ее, и отречься от мира, находясь посреди него, и под видом беснующейся трудиться Господу, дабы угодить Ему тайно. И подвизается она так уже тридцать шесть лет.
Но сколько же трудов и страданий перенесла блаженная за это время! Ибо по необходимости сама добровольно била она себя по лицу и по глазам Господа ради, так что ослепла и навсегда потеряла зрение свое. Какую жару переносила она летом и какой холод зимой! Какую бессонницу, грязь, лишения, голод, жажду, тесноту, насилие, нужду, порицание и страдание переносила избранная раба Божия! Потому- то за те годы, что страдает она, уверяю тебя, о чадо мое, сильнее солнца воссияло честное лицо ее от несказанной чистоты души ее!
Между тем, как говорили они это, пришли они в церковь и, найдя тихое место, встали и помолились. Когда же сей богоносный покровитель и провожатый Григентия простер руки к небу, озарил их свет небесный и разнеслось перед ними несказанное благоухание, поражающее всякий ум и разумение человеческое безмерной сладостью, которую они почувствовали. Так что от великой радости упал Григентий на землю, и показалось ему, что стоит он в раю. Когда же помолились они, то вернулись в дом Константина. Однако богоносный муж под тем предлогом, что ему нужно удалиться по службе, передал его хозяину гостиницы до тех пор, пока не вернется.
Блаженнейший же Григентий, находя предлог, стал часто навещать сию святую Филофею, прося ее молитв. И — о, удивительное чудо! — она, которая не поднималась столько лет, чтобы побеседовать с кем-либо, беседовала с блаженным Григентием и рассказывала ему о злодеяниях, различных войнах и ухищрениях лукавых бесов и учила его, каким образом приступают они к подвизающемуся и сражаются с ним, стараясь одолеть его.
Лицо блаженной Филофеи во время беседы ее с Григентием было подобно ангельскому, а речь — напоминала щебетание ребенка, и говорила она с рабом Божиим с готовностью о благих делах, и побуждала его словами:
— Заклинаю тебя Сыном и Словом Бога Живого, о чадо, да не возлюбишь ты ничего из мира сего, кроме одного Христа. Молись Ему каждый день и час, и если придет к тебе искушение, сокруши сердце свое, исповедуй грехи свои и, простершись перед Богом, осуди самого себя, поругай, уничижай и плачь горько пред Вседержителем Богом. И тогда вдруг прекратится борьба и буря вокруг тебя, и смилостивится Бог, и по благоволению прогонит всех ненавидящих тебя.
Так говорила ему блаженная Филофея, ибо провидела она, как бесы пытались злоумышлять против него из-за любви, которую имел он к Господу.
Блаженнейший же Григентий, слушая это, услаждался боговдохновенными словами, исходившими от ее святых уст. Сестра же матери самой Филофеи, услышав, как глубокомысленно говорит она с Григентием о том, чего она никогда от нее не слышала, удивилась тому, что говорит она с рабом Божиим как ведающая, словно никогда не сказывалась она больной и лишенной здравого рассудка. И вот, это и многое другое говорила ему Филофея, когда приходил он к ней и молился с ней, сам научаясь и получая большую пользу. И уходил он к гостеприимцу своему, славя Бога. А блаженная Филофея была настолько вознесена на высоту добродетели, что зачастую в час, когда Григентий ночью молился у себя дома, находилась и она там духом. О чудо! Представала она перед ним в святом своем теле и молилась вместе с ним, так что сильно поражался Григентий и благодарил Бога за то, что удостоил Он его знакомства с этой святой.
К северу от того города близ стен его находился храм святой Анастасии Римляныни. Жители его верили согласно преданию, что поскольку святая была из Рима, место, на котором стоял храм, было ее родовым владением. Часто приходя в этот храм, молился в нем Григентий в месте укромном, ибо был он построен весьма обширным. Вместе с ним приходил и молился некий юноша по имени Георгий, который был домочадцем хозяина дома, где жил Григентий. Георгий очень любил святого Григентия и, глядя на него с кротостью, чувствовал благодарность и утешение.
И вот однажды, когда вместе шли они в ту церковь, наставлял его Григентий шествовать путем Божиим. Напоминал он ему о чистоте души, ума и тела, девственной невинности мужей и жен и добродетельном волении. Юноша же, уличаемый совестью своей за некие плотские грехи, за которые и был он вразумляем праведником, выставлял ему в извинение цветение юности, говоря, что, будучи юн, не смог он сохранить девства. Говоря между собой об этом и прочем, вошли они в храм и, совершив должное посредством молитвы, сели внутри нартекса на скамье и, сидя там, стали беседовать. И Георгий, оставив полезные речи о душевном своем спасении, стал неразумно испытывать праведника всякими глупыми и нелепыми речами неразумной светской мудрости. Григентий в ответ с легкостью распутывал их, как паучью сеть, посредством истинной премудрости Духа.
В то время как собеседовали они, вошла в храм некая почтенная старица-монахиня, чтобы помолиться, ибо была она из числа благочестивых и блаженных жен. Когда окончила она свою молитву и собралась уходить, поднялся Григентий, поклонился ей и попросил ее побеседовать с ним немного. Благочестивая монахиня поклонилась ему в ответ и сказала:
— Изволь, чадо Григентий, присядем.
И когда сели они, она сама первой заговорила с ним:
— Воистину от доброго корня добрый побег. Не сын ли ты почтеннейшего и милостивого Агапия из восточных краев близ земель аваров? Не ушел ли ты тайно от родителей своих, к добру последовав за Тем, кто призвал тебя, за Пастырем добрым? Не пришел ли ты сюда, возлюбленное и дражайшее чадо Владыки, переходя из одного места в другое? Воистину, о чадо мое, жив отец твой, а благоразумнейшая жена, по духу мать твоя, оплакивает тебя денно и нощно. Я знаю это хорошо, ибо я познакомилась с ними и оттуда пришла сюда. Также знаю я, что мать твоя по плоти умерла по причине, которую лишь один Бог ведает.