100 слов психоанализа

22
18
20
22
24
26
28
30

«Ты чем слышишь?»

«Ушами», – скажет первый.

«Музыкой», – ответит второй.

Психосоматика

Пациенту, страдающему гипертонией, каждый день угрожает опасность инфаркта. А так как кардиологам латынь уже давно не помогает, они посоветовали ему пройти консультацию у психоаналитика, что он, в конце концов, вопреки собственному желанию и сделал. Речь идет о мужчине-предпринимателе, строителе, работающем в горной зоне, его работа на строительных объектах, как и его материальное состояние, зависит от погодных условий.

«Снятся ли вам сны?» – спрашивает его психоаналитик… «Да». «Не смогли бы вы рассказать мне какое-то сновидение?..» «Идет снег, идет снег, идет снег…»

Психика и тело являются сообщающимися сосудами; когда психика слишком перегружена, она легко перебрасывает свой груз на тело, но это никак не решает проблему. Этот путь по случаю используется каждым из нас, но некоторые психосоматические пациенты отдают ему предпочтение. Как правило, таких людей объединяют сходные характеристики. Их мышление является «оператуарным» (Марти, де М’Юзан), оно довольствуется лишь дублированием поведения, инструментом которого является, интересуясь лишь настоящим. Воображение, фантазмы* отсутствуют, так же как аффекты и воспоминания о прошлом. У невротиков* репрезентации отделяются от аффектов, высвобожденная при этом тревога превращается в симптом* (к примеру, в фобию*); у психосоматических пациентов, наоборот, все отсутствует – и фантазм, и тревога. В примере нашего пациента-гипертоника сновидения лишены своего онейризма. Нет никакой ощущаемой тревоги, есть одно лишь страдающее тело. Отношения с остальными людьми дезаффектированы.

При соматизации отсутствует символический смысл, подобно отказу видеть при истерической слепоте, соматизация не является также способом коммуникации; тело, соматизируя, никому ничего не собирается сообщать. Соматизации напоминают примитивные способы выражения, а также коммуникацию раннего детства, довербального периода; ребенок пока еще не овладел речью (Джойс Макдугалл), а потому пока еще разделенные между собой, не до конца интегрированные психика и тело вынуждены взывать к другому через анорексию*, мерицизм, колит, колики, экзему, астму…

Равнодушие

«Жизнь со всеми своими горестями и страданиями лучше смерти сердца, называемой равнодушием» (Бальзак). Быть любимым, быть ненавистным – и то, и другое состояние создают чувство непрерывности нашего существования. Психическая хрупкость человека, доходящая до неуверенности в идентичности, также является преимущественно следствием равнодушия. Трудно существовать, сложно быть и чувствовать себя живым, если не был инвестирован в достаточной степени. Быть – это аббревиатура от «быть любимым» или «быть ненавистным».

Равнодушие могут испытать вновь и вновь только те, кто однажды уже столкнулся с равнодушием в раннем детстве, для других оно ничего не значит; для тех, от кого оно «исходит» (родитель-меланхолик?), равнодушие – это не аффект, это отсутствие аффекта. И это тем удивительней, что равнодушие возобновляется при каждой новой клинической встрече: пациента ничего не трогает, не цепляет, не волнует, не связывает, ничего не задевает, ничего не удерживает, даже не сковывает, ибо ничего не захватывает больше, чем не – инвестиция, «объектом» которой, как ни парадоксально, он являлся! Родительское ничто для ребенка является всем. И это пронизывает настолько глубоко, что, взрослея, он на всю жизнь остается привязан к устам, которые так и не разомкнулись, к губам, которые ничего не произнесли, и именно потому, что они ничего не произносят. Пронизывает вплоть до того, что, будучи уже взрослыми, в качестве «компаньона» или партнера такие люди выбирают себе спутника, для которого они не существуют.

Так, Эмили, зайдя на псарню с мыслью присмотреть себе щенка, выбирает самого одинокого, самого уродливого, на которого никто не смотрел и которого никто даже не замечал, которого никто не хотел… и никогда не захотел бы. И поскольку щенок из-за отсутствия инвестиций довольно быстро погибает, попав под машину, девочка равнодушно возвращается на псарню и с легкостью находит ему замену в виде такого же несчастного двойника.

Различия

В бессознательном* не существует отрицания, противоречия или различия. Нет градаций уверенности в отношении исполненных желаний, а есть лишь вариации в инвестировании в зависимости от их содержания. Бессознательное, инфантильное не говорит «нет», в нем сосуществуют ненависть и любовь, мужское и женское, активное и пассивное, живые и мертвые… Присутствует все, оно не ведает, что такое отсутствие. Организация психической жизни, конструкция, созидание субъекта, структуризация личности происходят не благодаря бессознательному, а вопреки ему. Все различия, такие как: различия полов, поколений, различия между внутренним (психической реальностью*) и внешним (материальной реальностью), между живыми и мертвыми, душой и телом*, оральным* и анальным*, запрещенным и разрешенным, отсутствием и смертью – все эти различия указывают и на их отдаленность от первичных психических процессов, «регулирующих» бессознательную жизнь.

Невроз представляет собой патологию конфликта, который устанавливается именно в точке столкновения между «да» бессознательного, ищущего всего лишь своего исполнения, и «нет» высших систем психической жизни, желающих сохранять различия. В рамках невроза различия проявляются в форме конфликта. Но существует и другая патология, где вмешательство первичных процессов происходит за счет игнорированных или отвергнутых различий. Перверсия* ничего не желает знать о различиях полов или поколений; психоз* – о том, что внутреннее противопоставляет внешнему; меланхолия* – о том, что отделяет живых от мертвых; пограничное состояние* – о том, что отличает отсутствие от окончательной потери…

Расщепление (Я)

Уже собираясь отойти ко сну, Фрейд видит, что в купе его спального вагона заходит усталый старичок, фантом, явившийся прямо из царства мертвых; он отдает себе отчет, что это его собственное отражение в зеркале, образ не его самого, а другого его-самого, неизвестного ему, воплощенного на миг в зеркале. Образ, соответствующий возрасту его артерий, в то время как у другого не было еще ни одной морщинки; первое Я принимает реальность, второе игнорирует ее или отвергает. Обычное расщепление Я, мгновенье деперсонализации, жути, беспокоящей странности – обычные «психотические» явления повседневной жизни, когда бессознательное выплескивается скорее извне, чем изнутри. Выходя от парикмахера, в зеркальном отражении витрины случайно встречаешься с глазами незнакомца – и тебе потребуется несколько мгновений, прежде чем узнать в нем себя.

Между Я и вытесненным существует дверь, которую Я подпирает, стремясь держать ее закрытой, тогда как вытесненное толкает ее с обратной стороны или, в крайнем случае, пытается проникнуть через окно. Между расщепленными частями Я существует окно, прочное и невидимое, которое мы способны заметить, лишь ударившись об него головой. В траншейной схватке, которое Я ведет с бессознательным, расщепление выступает как окопная линия. Будучи не в состоянии одному справиться со своим противником, Я расщепляется, чтобы спасти то, что еще можно спасти. Я разделяется, но делает это не для того, чтобы лучше властвовать. Психозы* и перверсии* часто к этому прибегают, уже не особо хорошо понимая, где проходит линия, разделяющая внутреннее и внешнее, психическую реальность от внешней реальности.

Психоанализ достаточно хорош, чтобы придержать дверь и позволить вытесненному войти и, в лучшем случае, освободиться от него. Но для того, чтобы воспользоваться несвоевременно открытым окном, у психоанализа нет «путеводителя», Оно* просто приходит. Расщепление начинает расшатываться, прежде чем устраняется…

Регенерация