100 слов психоанализа

Проекция

См. Паранойя

Происхождение

См. Первосцена

Психическая каузальность

См. Отсроченное переживание

Психическая реальность

Представителю позитивизма, человеку науки хорошо известно, что реальность является объектом меры; он знает со свойственным ему чувством юмора, добровольно доведенного до насмешки над самим собой, что «челюсти в одноименном фильме – не что иное, как протезы», и что «гигантский кальмар капитана Немо был разрезан на кусочки», что все то, что он представляет себе «двигающимся под водой», кромсающий краб или жалящий усач, несет опасность не настолько очевидную, насколько воображаемую… Однако даже если страх всего лишь воображаемый, от этого он меньше не становится. Случается, что даже умелого пловца, хорошо держащего «голову над водой», охватывает непреодолимая тревога^*, как только он отдает себе отчет в том, что не достает ногой до дна.

В «психической реальности» именно реальность таит в себе загадку. Простота слов, смещая иерархию, установленную между реальным и воображаемым, обратно пропорциональна сложности ее понимания. Каким образом «безумная» реальность фантазма^* приводит к победе над реальностью разума? Достаточно вспомнить о членах комиссий различных психологических экспертиз, подтолкнувших правосудие к совершению непоправимых трагических ошибок, поскольку они были введены в заблуждение психической реальностью. Чем менее осознан фантазм^*, чем больше он бессознателен, тем больше он нас побуждает к тому или иному выбору или отказу, тем больше мы говорим и действуем под его влиянием, тем больше его реальность становится нашей реальностью, тем больше внутреннее подает команду внешнему, внутреннее приказывает внешнему. Бессознательные репрезентации подобны вещам, они, словно клубок желаний и тревог, принуждают материальную реальность принять их собственную реальность, по меньшей мере, везде, где это возможно; при психозе^*, где их успех грандиозен, они вообще сметают все на своем пути.

Психический конфликт

Противник, подлежащий вытеснению, атака на линии защиты, яростное сопротивление… психическая жизнь – это хроника конфликтов. Столкновения между Я и внешней реальностью неизбежны, но главный антагонизм проявляется по отношению к внутреннему врагу, от которого невозможно сбежать и которого невозможно победить. Ты должен подчиняться ему, компрометировать себя, договариваться… а иногда даже освобождаться, когда вытесненное^* вновь возвращается.

Психическая личность разделена, даже если Я^* с его явным предпочтением синтеза прилагает усилия для того, чтобы поддерживать относительное единство. Равновесие является еще более хрупким, если учесть, что противник обладает множеством лиц. Одно лицо – это Сверх-Я^*, принимающее форму непреклонной авторитарности, давящей как чугунный гнет на жизнь и удовольствия, подобно кальвинистскому богу. Другое лицо – это Оно^*, выражающее безудержное влечение, желающее «прямо сейчас, немедленно»; ему требуется удовлетворение, не ведающее никаких границ. Между Кальвином и Дионисом… то, что история разделяет, Психея воссоединяет.

К счастью, остается еще одна уловка, уловка юмористического бессознательного. Жюльен – молодой, высоконравственный мужчина. Влюбленный и верный своей партнерше, он сопротивляется всему, что он чувствует в себе, что ощущается им как желание, испытываемое им ко «всем женщинам». И особенно к последней, милашке, только что поступившей к ним на службу; именно к ней с ее вызывающим декольте. Он избегает смотреть на нее, а если некуда деваться, «завязывает себе глаза»!

Психоаналитическое лечение

Запрос на анализ может быть связан с повторяющимися любовными разочарованиями и неудачами, колеблющейся сексуальной ориентацией, афонией, возникающей каждый раз перед публичным выступлением, страданиями из-за мрачной и несуразной жизни, нестабильной эрекцией, неуемной, заполняющей всю вселенную матерью, никогда не проявлявшим любви отцом, смертью близкого человека, неудавшимися попытками зачать ребенка, отвращением к половой жизни, сексуальной аддикцией, не оставляющей никакого места для чего-то другого, тяжелой соматической болезнью, обострением тревоги^* после удачного лечения фобии^* с помощью поведенческой психотерапии, депрессивностью, гасящей все порывы и устремления, неустанной ревностью. На анализ приходят также из-за так никогда и не написанной книги, из-за так никогда и не найденного кого-то, кто мог бы выслушать… обращения к психоанализу неразрывно связаны с опытом человека. Нам кажется, что несчастья приходят извне – «ад находится снаружи», но мы инстинктивно чувствуем, что существуем не просто так, что живем для чего-то, что мы что-то можем изменить, что мы сами должны измениться внутри, чтобы изменения произошли и снаружи. Сами того не ведая, мы приходим на психоанализ, чтобы изменить прошлое, переписать свою историю, выявить ненависть^*, скрывающуюся за показной (или инверсированной) любовью^*, чтобы найти в своих неприятностях и неудачах тайное удовольствие, обнаружить собственную каббалу, в которую заключили себя сами и которую не желаем покинуть. Одно из непредсказуемых последствий обращения к аналитику состоит в обретении немного большей свободы, чем раньше.

Психоз

Это было в старом приюте, плохо отапливаемом, полном сквозняков, который зимними вечерами становился еще мрачнее. Закутанная в пальто психиатр, врач-интерн, недоумевала, как больной шизофренией молодой человек, стоящий перед ней в одной распахнутой рубашке, мог оставаться таким безразличным к ледяному холоду. Указывая рукой на свою грудь, начинающий доктор спросила его: «У вас здесь не болит?». Он продолжал на нее смотреть. Смотреть – неправильное, неподходящее, ошибочное слово, поскольку оно предполагает наличие рефлексии, а между ними двумя никакого взаимообмена не произошло, она скорее почувствовала его проскользнувший взгляд, заметила, что его зрачки были лишены способности зеркальной ретрансляции, и потому они не смогли вернуть то, что было ему «адресовано». Затем он протянул руку и положил ее туда же, где чуть раньше была ее рука, на ее грудь… «Нет, у меня здесь не болит».

«Я есть другой» – эта формула уже непригодна, «другой есть Я» подходит лучше, чтобы выразить отчуждение, безумие при психозе, когда неизвестно, где начинается внутреннее и где заканчивается внешнее! Если спросить психотическую мать, почему она не кормит своего плачущего младенца, которому пора есть, она отвечает: «Я не голодна». Я^* – это инстанция, находящаяся на границе; никто лучше психотика, у которого грань между внешней и психической реальностью утрачена, не позволяет нам это заметить. Мир, в котором развивается психотик, состоит из причудливых объектов, как «картины сновидений» (Бион). Основная работа психоаналитика с психотиком состоит в поиске того странного места, откуда психика начинает переделывать мир, найти ту точку зрения, которую мы сами не смогли бы себе никогда представить, но которую сновидения^*, состояния, наиболее переполненные галлюцинациями, могут нам показать.

Если спросить невротического ребенка: «Ты чем видишь?», – он ответит: «Глазами».

«Солнцем», – ответит ребенок-психотик.