100 слов психоанализа

22
18
20
22
24
26
28
30

Перенос – это загадка, которая является одновременно и двигателем, и вектором психоанализа. Желая проиллюстрировать свое изумление перед вторжением переноса (что бы при этом ни повторялось, любовь* или ненависть*, удовольствие или отчаяние*…), Фрейд ссылается на такую картину: внезапный пожар в театре прерывает спектакль. Однако для того, чтобы это сравнение имело смысл, следует уточнить, что именно пьеса, которую играют на сцене, и спровоцировала пожар! Перенос не появляется извне, условия для его возникновения создаются аналитической ситуацией, она пожинает то, что сеет: и той манерой поведения, когда аналитику нужно отстраниться и отсутствовать, отказываясь от обычных форм общения, и молчанием*, и уединением в своем кресле, и стиранием собственной персоны… открытой демонстрацией отказа от вмешательства в реальность, нежеланием давать советы – психоаналитик преподносит себя как пространство для проекций, как призыв к переносам. «Пространство», которое не может не взволноваться тем, что получает; «контрперенос» как нельзя лучше нам это показывает.

Пластичность (либидо)

«Психоанализ отмечает необходимость наличия некой дозы психической пластичности» (Фрейд). Пластичность… само это слово ассоциируется со скульптурой, с созданием новых форм, для творения которых требуется достаточно гибкий материал. Однако, к сожалению, так происходит не всегда, перечень препятствий на пути психических изменений нескончаем. Среди часто встречающихся препятствий следует упомянуть чувство ненависти*, не поддающееся переработке, нарциссизм* и его центростремительную динамику* отвода либидо в Я и его концентрацию на себе, витальное беспокойство, диффузное плохое самочувствие – состояние, когда психика зависает между «быть» или «не быть». И тогда о какой подвижности может идти речь?.. Апоптоз, феномен смерти клеток, удачно иллюстрирует «ваяние живого» (Амейсен); пластичную реформу психической жизни скорее можно ожидать со стороны Эроса и сексуальных влечений*. Однако и здесь препятствия налицо: «вязкое» либидо, фиксированное на позициях, которые оно покидать не собирается, вытеснение*, не желающее знать ни о чем, следы тревоги*, напоминающие проторенные дороги, мазохизм, манипулирующий страданием в свою пользу… Дело в том, что сексуальные влечения обладают бесценной потенциальной возможностью смещения, в результате которого меняется объект, способностью следовать за невидимым и незнакомым, и, наконец, через сублимацию достигать цели (социальной, интеллектуальной, эстетической…), явно не имеющей ничего общего с сексуальной целью. Сексуальные влечения (оральные*, анальные*, генитальные, скопические, эпистемофилические…) связаны друг с другом «чередой сообщающихся каналов» (Фрейд), и если какой-то из них заблокирован, всегда можно выбрать другой.

Без подобной пластичности либидо никакая работа скорби* не смогла бы быть проделана, ни одну историю невозможно было бы переписать, ни один объект невозможно было бы создать = найти вновь. Без такой способности к смещению, унаследованной от полиморфной инфантильной* сексуальности, не смог бы осуществиться перенос* или же перенос, этот гибкий и пластичный материал, положительно необходимый психоанализу, был бы недостаточно выраженным.

Пограничное состояние

Прежде чем стать психоаналитиком, специалистом по пограничным состояниям, Маргарет Литтл сама была пограничным пациентом и проходила анализ у Винникотта. Однажды в порыве отчаяния и гнева она встала с кушетки, желая разбросать книги с полок библиотеки, но передумала и выпалила свой гнев на большую вазу с белыми лилиями, разбив ее и в ярости раздавив ногами. Чему могли бы послужить обычные инструменты психоаналитической навигации: свободные ассоциации пациента, свободно плавающее внимание психоаналитика и интерпретация на фоне такой бури? Трудности начинаются с изложения фундаментального правила для таких пациентов, которых тревога без репрезентации скрючивает в тишине на диване, и таких, которые без умолку и без каких-либо задержек говорят о самом интимном, поскольку возникает вопрос, какой смысл может приобрести для таких пациентов призыв «говорить все, что приходит в голову»? Так, пограничный пациент вновь поднимает вопрос границ в психоанализе.

Теория вселяет надежду на существование ясных различий между страдающим невротиком, страдающим психотиком или первертом. Однако теория не может помешать существованию того, что пока ею не охвачено и не объяснено, а жизни ничто не мешает смешивать и то, и другое.

Пограничные пациенты используют психотические механизмы защиты (расщепление*, отрицание, проективная идентификация…), но когда пограничное состояние развивается, принимая опасные формы (депрессия, аддикция…), при таком развитии «выбор» происходит не в пользу пути психоза*. Нередко обнаруживается сплетение между нормальной социальной жизнью и «частным безумием» (А. Грин).

Кому тяжелее всего? Всем остальным, в первую очередь тем, кто их, пограничных пациентов, любит, кто так мало получает в ответ на свою любовь. Присутствие родных и близких людей насколько необходимо, настолько и невыносимо. Психоаналитику прекрасно известен этот горький опыт. За неспособностью находиться в одиночестве, за путаницей между отсутствием и исчезновением часто вырисовывается «единственный объект неприязни», примитивная мать*, которая, как ни парадоксально, незаменима в той же мере, в какой она сама была отвергающей или игнорирующей ожидания любви со стороны ее ребенка. «Милый, перестань плакать, ты достаешь всех».

Прелюдии (предварительные ласки)

Человек выдумал не коитус, а только прелюдию к нему. Существовавшее длительное время отсутствие различий между инстинктом и влечением, между генитальным и сексуальным являлось следствием понятия разрядки, определенной Фрейдом как монотонная цель влечения*. Прелюдия, эта бесконечная сексуальная игра, – прямая наследница инфантильной сексуальности*, наоборот, указывает, что какая-то часть влечения «противится полному удовлетворению», выступает против оргазма – «маленькой смерти», против удовольствия. Напряжение и удовольствие, нимало не исключая друг друга, наоборот, взаимно усиливаются. Тысячелетнее творение мудрого Ватсьяяны «Кама-сутра» призывает воздерживаться от оргазма как можно дольше: «Наслаждение без воздержания уничтожает самое себя». В этом произведении сексуальные отношения описываются как хореография, у которой нет почти никакой связи с происходящим при естественном, примитивном коитусе. Сексуальность становится эротическим искусством.

Прелюдия является не только самой человеческой стороной сексуальности, она обуславливает встречу полов. И поскольку в этой игре женщина «менее находчива, чем мужчина», Амбруаз Паре, достойный последователь медицины Гиппократа, советует мужчине «баловать, щекотать, будоражить, трогать, нежить и ласкать» партнершу, которую в противном случае «будет трудно простимулировать».

Привязанность (холдинг)

«Младенец, такого не существует…», «нет такой вещи, как младенец». Посредством лапидарной провокации Винникотт подчеркивает очевидное: сохранение жизни в начале жизни есть не что иное, как самосохранение. Для того чтобы родиться, жить и выжить, в частности психически, требуется участие, по меньшей мере, двоих. Довольно длительное время психоанализ ограничивался тем, что сводил первичную нужду лишь к голоду и жажде. Психоанализ тогда был далек от учета потребности в теплых отношениях, защиты, безопасности, нежности… Сенсорный обмен (улыбка, плач, вокализы) новорожденного с объектом его привязанности, обычно матери, многообразен и интерактивен. Трехдневный младенец способен различать голоса и поворачивать голову к уже знакомому лицу и к лицу того, кого он предпочитает. Эта ранняя способность, открытость к первичным объектам отнюдь не обеспечивает младенцу быстрого обретения самостоятельности, а, наоборот, делает его еще более зависимым от окружающей среды. Когда инстинкты обеспечивают младенцу равновесие со средой, его жизнь движется своим курсом с той только разницей, что человек отличается от примата. Депрессивная, непредсказуемая (то вторгающаяся, то равнодушная), враждебная, переполненная и переполняющая (чувственностью или вниманием и заботой) мать… вот где коренится будущая неустойчивая психическая жизнь. Из-за нехватки, недостаточности материнского ухода в Я* ребенка остаются следы и последствия: хрупкость, трещины, раны… Если они бессознательные, то не потому, что неприемлемы, подобно вытесненному, а потому, что не были репарированы, преобразованы, распознаны, признаны. Ибо они находятся в конфронтации, если пациент пограничный, а психоанализ подобен акушерству: помогает наконец родиться! Для того чтобы изменить жизнь, ее необходимо прежде всего иметь.

Природа не терпит пустоты, она ее боится, как и новорожденный. Он обнаруживает гравитацию и поддержку сразу после рождения. Если его плохо держат на руках («mal porté»), недостаточно хорошо чувствуют психически, что-то в нем ломается, рушится. «Первая любовь идет снизу» (Винникотт). Грудной младенец – существо, «носимое по воздуху», некоторые фобии полета ясно доказывают это, особенно когда диван/кушетка* недостаточно, дефицитарно поддерживает пациента, превращая кушетку в кровать упреков и страдания. Для того чтобы можно было сесть на самолет (или начать анализ), не испытывая никакой другой тревоги, кроме легкого беспокойства, тем более чтобы предаваться сну во время полета, без снотворного и без виски, следует внутри себя полностью довериться тому, кто тебя носит.

Принижение (женщины)

Принижение женщины свойственно мужской сексуальности, и даже если не все мужчины проявляют это желание вовне, оно не теряет своей всеобщности: трудность состоит в способности сочетать нежность* и чувственность по отношению к одной и той же женщине. «Если они любят, то не желают, а если желают, не могут любить» (Фрейд). Это классика любовной жизни, и у нее есть социальное решение, к тому же традиционное: в несколько устаревших терминах оно состоит в разделении жены и любовницы. С одной из них, нежно любимой, бесконечно уважаемой и почитаемой, сексуальная жизнь капризна, легко нарушается, доставляет лишь немного наслаждения и нередко грозит мужчине импотенцией. Другая – приниженная бестия Нана, униженная до состояния животного, чувственная, либидинальная, которая при полном отсутствии «утонченности» приносит максимум наслаждения.

Фрейду никогда не представляло труда показать, что за таким разделением: с одной стороны, нежность, с другой, чувственность – прячется объект* фантазма, который, в свою очередь, и сам расщеплен. С одной стороны находится Мадонна, матерь нежности, ценный объект детской любви, с другой стороны – та, которая каждую ночь закрывается в комнате с [другим] мужчиной… отцом. Бессознательное не учитывает деталей, потому что тонкие различия не являются его сильной стороной. Мадонна и проститутка являются двумя сторонами одной медали. Разве и сам ребенок не рождается вследствие материнской измены, в результате «сексуальной ночи»?

Каким бы сильным ни было бы желание*, соседство с инцестуозным объектом фантазма* вынуждает мужчину придерживаться почтительного расстояния. В фильме «Анализируй это» гангстер, которого играет Роберт де Ниро, в подавленном состоянии отвечает своему аналитику, который его спрашивает, почему он не позволяет себе особую прелюдию со своей женой: «Вы совсем не соображаете, этим ртом она каждое утро целует моих детей!».

Предложенное Фрейдом «решение» для избавления от разрыва мужчины на части сохранило немного запаха серы: на самом деле у мужчины не бывает по-настоящему свободной и счастливой любовной жизни, если он не «преодолел уважение к женщине» и не освоился «с репрезентацией инцеста с матерью или сестрой».