Потаенное судно

22
18
20
22
24
26
28
30

— Петруня, саданем?

— Лежачего не бьют. А то бы саданули!

— Беда как чешутся руки! — Про себя подумал: «Привык, видимо, за войну к дракам. Инерция! Чуть где увидел цель — так тебя и тянет на нее».

Командир дивизиона выделил катер, приказал ему отвести пленный караван обратным курсом в Кольберг. Развернулись, подымили отвоевавшиеся германцы, следуя за маленьким суденышком. Было странно видеть, как один-единственный катер ведет за собой огромный караван. Не верилось в такое чудо. В самом деле, немецкие ли корабли, немецкое ли на них воинство?

Вот как обернулось!

Остатки тумана медленно откатывались в западную сторону. Когда торпедные катера подошли к столице острова городу Рённе, начало проглядывать солнце. Каро Азатьян оживленно замахал руками, показывая в разные стороны: и на рыбачьи суда, густо набившиеся в гавани, и на невысокие домишки города. Было непонятно, что его привело в такое возбуждение. Может, флаги? Ярко-алые с белым крестом, они тюльпанами пламенели на скупом солнце. Датские флаги. Их столько вокруг — пестрит в глазах. Ярко светятся красные черепичные крыши городка. Тишина. Ни орудия, ни пулеметы, ни автоматы — ничто не заговорило. Молчат, отвоевались вояки. Как и на судах каравана, поднимают руки, выбрасывают на всех реях белые флаги.

Петруня показывает на гору:

— Гляди, мичман, гляди!

Антон тоже удивился, заметив на возвышенности толпы безоружных военных. Сердце радостно заходило. Крикнул боцману ошалело, нисколько не сдерживая себя, совсем по-богораевски:

— Все, Петруня, отвоевались!.. В бога отца, сына и святого духа — аминь!.. Тут ей и могила!

21

Балтику можно уподобить стеклянной колбе песочных часов. Война было заполнила ее северо-восточную половину до самого края, до Ленинграда. После песочные часы перевернули. Все пошло в обратном направлении.

Балтика чиста. Война, нашедшая свое останнее убежище на Борнхольме, сложила оружие.

Катер «Д-3» оставлен на рейде, чтобы замкнуть выход в море. Остальные корабли подошли к стенке порта, где их уже ожидали местные власти. Толстый, круглолицый, с седоватым ежиком волос датчанин — мэр города Рённе — приветствовал приход русских, помахивал вскинутыми руками, прижимал их к груди. Уполномоченный военного коменданта острова, поджарый немец, был сдержанней. Холодно, неохотно откозыряв командиру дивизиона торпедных катеров, сообщил, что гарнизон, не считая целесообразным дальнейшее сопротивление, складывает оружие. Спросил, какие будут распоряжения. Командир дивизиона приказал вызвать на пирс коменданта острова, которого необходимо отправить в Кольберг и передать в руки командования. Личному составу катеров и десанта дано распоряжение осмотреть порт, город и остров, учесть трофеи и пленных. Действовать в согласии с датскими властями.

Оставив на катере Каро Азатьяна, Антон Баляба взял с собой Петруню и направился в сторону широких барж, густо стеснившихся в дальнем углу гавани.

Но по пути Петруня запротестовал:

— Сначала поглядим на город, хотя бы вполглаза, тогда уж!.. На кой тебе снились те баржи?

— Надо проверить, чем набиты.

— Успеем. Никуда не убегут.

Они поднялись на возвышенность, прошагали в сторону городка. Навстречу им по бетонной дороге двигалась беспорядочная толпа в полосато-серых арестантских одеждах. Обессиленные люди брели понуро, устало. Их изможденные лица, их руки были сизы и костисты, провалы глаз пугающе темны. Антона обдало холодом. Люди брели, поглядывая безучастно по сторонам. Их водянисто-незрячие глаза голодно поблескивали. Неимоверно сильно выпирали острые кадыки на тонких шеях, натягивая втугую бледную до желтого оттенка кожу. Они были обуты в опорки на деревянной подошве. Потому над дорогой стоял плотный глуховато-деревянный шум. Антон вглядывался в лагерников — все казались на одно лицо. На обочинах и тротуарах пестрая толпа датчан — веселый, возбужденный народ; а посредине дороги, по бетонному ее руслу — молчаливый, скорбный поток. Антону сделалось невмоготу. Не мог понять, почему они так немы, почему не радуются освобождению, почему так замкнуты и строги их лица? Неужели не понимают, что пришла воля? Эти люди чем-то напоминали ему Коноплю… А может, они запуганы фашистскими функционерами, ежечасно твердившими о мести, которая их ожидает на родине за плен?.. Вдруг почувствовал, как убывает в нем та ликующая теплота, которую испытывал при подходе к острову, та радость победы, которая только что заполняла его всего, делала мир славным и открытым. Холодом повеяло от толпы и, как ему показалось, трупным запахом.