— Все собрались?
— Кажись, все, — ответили ему неуверенно.
От летней бригадной кухни принесен сюда грубосколоченный стол с ножками накрест. К столу придвинута скамья. На ней разместились трое: председатель Диброва, бригадир Погребняк и приехавший из области Волноваха. Его здесь все знают — до войны был секретарем райкома. Волноваха заметно изменился с того времени: похудел, ссутулился, на лице резче проступили частые оспины.
Для Антона он выглядел почужело. И еще Антону показалось, что неуверенней всех держался бригадир полеводческой бригады Погребняк. Диброва и Волноваха сидели у стола хозяевами, Погребняк же и плечи опустил, и очи. Придавил на колене картуз, ногтем большого пальца копался в расщелине столешницы.
Утопая ногами в сухо шелестящем текучем зерне, взбирались на ворох артельцы. Наконец они уселись густым разномастным гуртом, растолкав ворох тяжестью тел. Гора зерна, низко оседая, расползалась по сторонам, вышла из-под тени навеса. Антону жаль разбитого в блин вороха, потому он недовольно кривился, слепо прищуривая глаза.
Открыв совещание, Диброва дал первое слово важному гостю. Волноваха поднялся, уперевшись кулаками в стол, начал с преувеличенным запалом (так показалось некоторым, в том числе и Антону) говорить о том, что бывшие наши союзники по великой войне повели против нас новую войну — холодную, стараются окружить страну своими блоками и военными базами. Волноваха провел тяжелой пятерней по низкому ежику седых волос, словно изгоняя проступившую от волнения ознобную изморозь, сказал об атомной и водородной бомбе. Вспомнил трагедию двух японских городов.
Слушавшим не хотелось верить ни в какие взрывы, ни в какие облучения, потому что это совсем не вязалось с тем, что виделось рядом. Шуршащее под пальцами твердое зерно, вихорки пыли, схватывающиеся столбиками и уносящиеся вдоль по недавно накатанной полевой дороге, тронутые ранней желтизной клены лесополосы, разогретое железо плугов и машин, частое пофыркивание лошадей у бригадного корыта, позвякивание цепей, которыми лошади привязаны…
Волноваха говорил о том, что и в Европе, и в Азии растет число дружественных нам стран.
Антону хотелось поспорить сегодня с Дибровой, высказать ему прилюдно все, да Волноваха помешал. Показались Антону свои претензии к председателю мелкими и ничтожными по сравнению с тем, что происходит в мире. Ну чего стоят те, оставшиеся под снегом подсолнухи или заживо припаханная кукуруза, которые в прошлую осень были приписаны к убранным? Мало ли что случается. Диброва тоже не мед ложкой хлебает, ему тоже хоть разорвись: и райком требует, и обком торопит. Планы жмут его так, что, видать, скоро кровяные рубцы на вые покажутся. И удивился Антон, как легко сейчас прощалось им все то, что минуту назад казалось непростительным.
— Еще поглядим, кто кого окружает, — продолжал Волноваха, — империалисты нас или мы их! Считайте… — по пальцам начал перечислять страны народной демократии. Вот нас сколько!
Люди были уверены, что Волноваха затем и приехал на стан, чтобы сообщить о такой победе. Но это, как выяснилось, только первая половина разговора. Вторая же, не менее, если не более важная, состояла в следующем: что может дать колхоз государству сегодня, сейчас? Какие надо приложить усилия, чтобы добиться успехов на хлебном фронте?
И снова Антоновы мелочи покрупнели, приобрели значительный смысл, толкнули его на решительный шаг. Он резко поднялся, поехал ногами по сыпучему вороху, зажимая в обеих руках по горсти зерна. Начал безо всякого перехода, безо всякой подготовки. Потому так странно и никчемно прозвучали упреки:
— А мы шо робимо? Губим добро!
— Объясните! — потребовал Волноваха.
— Гоним зерно в солому. Комбайн никудышный. При таком урожае он не тянет. Понятно?
— А вы пояснее!..
— Ясней ясного. Барабан не вымолачивает, не справляется с важким колосом. Не выносит обильную нагрузку. Стонет, ломается.
— В чем же дело? — торопил Волноваха.
— Помедленней надо гнать комбайн!
— Ну?!
ebooksa