Потаенное судно

Антон чувствовал свое бессилие, понимал, что сдастся, потому бегал холодным взглядом вокруг, ища поддержки, но не находил ее и от этого закипал от злости. Он признавал, что Диброва не так прост и прямолинеен, как ему казалось раньше. И что сквозь его грубость и диктаторские замашки порой просвечивает что-то человеческое. Но тут же пришло сомнение: «А может, все это риторика, напустил камуфляжу, чтобы только Пэтю сбыть с рук?.. Кто же его, Диброву, знает, кто в нем разберется до конца?..»

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Антон Баляба не задержался возле угла дома Полины Осипенко, не поглядел на белую, под мрамор выкрашенную дощечку, на которой о Полине написано, потому что не памяти ее пришел поклониться на сей раз, а к брату ее, Ивану Дуднику, торопился для серьезного разговора.

— Где он ховается?..

Не скинув картуза, не поздоровавшись с хозяйкой, миновал переднюю комнату, обычно служившую и кухней и столовой, толкнул дверь в светлицу. Застыв на пороге, стоял, словно в рамку вставленный: в старом отцовском картузе, какие в прошлом мастеровые носили, в выцветшем хлопчатобумажном кителе с темными следами от погон, в совершенно цивильных брюках в серую полоску и во флотских яловых ботинках. И вид-то у него был какой-то, как и одежда, смешанный, разноречивый. Побелевшие плоскости широких скул говорили о гневе, а глаза бегали по сторонам растерянно. Резко обозначенные впадины на висках темнели, не предвещая ничего хорошего, но безвольно опущенные широколадонные руки как бы заявляли о мире и капитуляции.

В самом деле, в первые минуты Баляба не находил себя, сомневался: имеет ли он право отчитывать Ивана Дудника. Иван шофер, работает на колхозном самосвале. Он не подчинен Антону, но по временам, когда на стройке плотины особенно чувствуется нехватка машин, должен выезжать на стройку, об этом есть специальная договоренность с Дибровой.

Сегодня на Бердострое запарка. Идет залив бетона в заборные колодцы. Требуется беспрерывность подвозки раствора, а Иван не выехал. Это и взбесило Антона, перебороло всякие сомнения.

— Лежишь? Диван задом протираешь! — просипел Антон.

Иван поднялся не торопясь, сел, широко расставив ноги в белых исподниках, снял со стула пиджак, накинул на плечи. Пиджак из простого материала, в серую полоску, под стать Антоновым штанам. Иван мирно пригласил:

— Сидайте, Антон Охримович, в ногах правды нема.

Антон переступил порог комнаты.

— Чего це я буду сидать? Ты знаешь, что Берда не ждет?

— Шо ж я зроблю?

— Машина стоит?

— Стоить.

— А ее надо гонять в три скорости!

— Я никуда не годюся. Хворый весь. Геть усе тело разбито… Кто знает, что за напасть на меня налегла. То было ничего, а то — на́ тебе, як скрутило, як скрутило, думал, и до утра не дотяну. Жинка уже шо токо не робила. И отрубя парила да на лопатки прикладала, и хреном грудную часть растирала, и поясницу собачьей шкурой укутывала — все байдуже, ниякой допомоги не получилось. Зараз трошки отпустило…

Иван Денисович говорил, не глядя на Антона. Он низко наклонился, завязывая тесемки исподников, говорил тяжело, с одышкой. Похоже, и в самом деле хвор человек.

Баляба похаживал вдоль дивана, нетерпеливо одергивая себя за полы выгоревшего до рудоватых оттенков кителя.

— Сидайте, Антон Охримович. Чи на стуло, чи хоть рядочком со мною на диван.