Потаенное судно

22
18
20
22
24
26
28
30

— А бетон кто привезет?

— Я и сам не рад, что сел на самосвал. Шофер первого класса, а такое поганое место определили. Мне бы кататься на межрайонках, а то ходить и в еще большие рейсы, а я крутюся в навозе от речки до фермы, от каменоломни до бетономешалки.

Лицо Ивана казалось серым, высохшим. Вроде бы и не старый мужик, а мучной какой-то, густой сединой схвачен. Блеклые губы поджаты, брови напуском, кадык сильно заострен, то и дело беспокойно движется вверх-вниз под болезненно-сизоватой небритой кожей на горле. Ни дать ни взять — человек горькой судьбы. Антон заглянул в его глаза, полуприкрытые закисшими воспаленными веками, опустился рядом на стул с нелегким выдохом.

— Считаешь, я добыл себе хорошее место, да? Считаешь, пошел на стройку из-за своей выгоды?

— Я такого не казав.

Не говорил, да намекнул!

— Нет, це я про себя. Не на то сиденье, говорю, попал… — Иван криво усмехнулся, шевельнув щетиной, густо поднявшейся на впалых щеках. Поглаживая свои сухие колени, пригласил и тоном и компанейским видом перейти к дружеской беседе, покинув пустые суперечки. — Нет, ты токо послухай, Антоша (вместе с переменой ноты, на которой ведется разговор, меняется и обращение), послухай, який я недотепый мужик.

Антон поднял вопросительно густые, с темным медноватым отливом брови. Иван поторопился с ответом на его немой вопрос:

— Я про то, як с матерью моей, Федосией Федоровной, в Кремле побывали. Мабуть, чув?

Действительно, Антон слышал о таком событии. Кто о нем не знает. Новоспасовка только и говорила про ту поездку. Но то было в давнее, довоенное время. К чему сейчас вспоминать?

— Антон, ты бы мог стать великим человеком чи нет? — спросил Иван, как показалось, ни к селу, ни к городу.

— Я и так великий. Гляди, хата низка мне, пригибаться приходится.

— Справди пытаю: мог чи не мог?

— Что гадать попусту? Если бы подвернулось большое дело, был бы большим, — отшутился Баляба.

— Так вот, я тебе прямо объявляю, Антоша, что не на то я место сел. — Он покосился на собеседника, шевельнув бесформенными бровями. — Мог бы сесть и повыше!

В голове Антона промелькнула досадливая мысль: «Помешались они, что ли, на высоких местах? Никак чужая слава лишила их покоя? Фанас Евтыхович завидует генералу Прочко. Иван Денисович еще кому-то. Что за эпидемия? Может, близкий пример Полины Осипенко, ее головокружительный взлет сбил их всех с толку? Возможно, не только эти двое больны, возможно, многие другие слободяне тоже так думают: «Она могла, а я что, у бога теленка съел?!»

— Находились мы, Антоша, в ту пору в столице, гостили у нашей Польки. Побывали в Мавзолее и в других местах. Живемо — лучше не треба. А тут — бах — телефон дилинчить. Полька послухала-послухала, да и каже: вызывают до Сталина. Мы считаем, ее вызывают, но она нам суперечит: не меня, а вас вызывают. Мы с матерью так и захолонули — шутейное ли дело! До самого Сталина Иосифа Виссарионовича — подумать и то боязно, а тут идти надобно, и говорят, не мешкая… Во, Антоша, хлопоты, я тебе скажу! А главное, мы ж толком не разумеем, чего от нас треба? Полька Полькой, и мы за нее не ответчики. Если чего натворила — нехай сама и расплачивается. Мы-то при чем? Однако, надо идти. Собрались наспех, шагаем, дороги под ногами не замечая. Хорошо, близко он, Кремль, от Полькиной хаты стоить. Ось так ее хата, глянь, а ось так — кремлевские хоромины. — Иван Денисович показал руками. — Заходим в заглавные ворота, что с часами наверху. А оно як ударе, як ударе над головой звонами — маты с переляку аж на ноги присела. А я нет, не пугаюсь, бо знаю, что это бьют куранты-часы. Долго нас проверяли: с лица глядели, документы перечитывали. Таки пустили. Показали дорогу, як пройти. А она, та дорога, вдоль стены намощена. Праворучь — стена, леворучь — высокие постройки. Словом, держись прямо, бо завернуть некуда. — Иван сделал передышку, словно перед решающим штурмом, посмотрел на Антона: — Ты токо не перебивай!

Антон удивился:

— Я ж молчу!

— Вот и добре… — Погладил себя по вдруг захолодавшему кадыку, погмыкал пересохшим горлом. Заметно было, что человек все проходит заново. — Вот и добре… Не знаю, на який этаж нас подняли, токо бачу, стоит он у стола, глядит на нас, вроде бы усмехается, и вот так чубуком своей трубки ус трогает. У чоботах он, Антоша, брюки защитные в чоботы убраны. Гимнастерка на ем солдатская с накладными карманами.