Потаенное судно

Накинув пиджак на плечи, Яков Калистратович шел туда, белея трикотажными кальсонами, садился у ног Балябы.

— Спишь, Охрим?

— Чего вам?

— Боязно что-то… — признавался Яков Калистратович.

— Спали бы себе нишком и не выдумывали лишнего. Боязно! Чего це вам дома, в своей хате, боязно?

— Тебе не понять, — неопределенно заметил Таран. — Побывал бы в моей шкуре, тогда бы сказал…

— На совесть взяли лишнее?

— Хто его знает, чи лишнее, чи в самый раз.

— Чего-нибудь натворили? — уже серьезно спросил Баляба, привставая боком и облокачиваясь на левую руку.

Таран захрипел, растер грудь ладонью. Ему было трудно говорить, но, понимал, надо.

— Возили меня, як медведя ученого. То по радиву выступал, то по телевизору показывали.

— Ну и что?

— Та ничего. Говорили, вот глядите, люди добрые, перед вами потомок сечевых казаков, запорожец. Человек уважаемого роду. Был у него свой дом, своя семья, своя земля — всего лишили, все отобрали, на каторгу сослали. А за что? За орден. Сами наградили, сами и засудили.

Охрим Тарасович вовсе встал с деревянной кровати.

— Це ж брехня! Хиба вас за орден судили?

— За что же?

— Вы скотный двор спалили, сено спалили, кошару разорили…

— Что та кошара стоит?

— Як так, что стоит! Общественная собственность. Орден — особая потеря, это больше вас касается. А кошара — колхозу урон.

— Вредительство приписали!