— Як помоги?
— Ну, если что… — Щекам Юрия стало знойно, будто он сидел перед буйным костром.
У Антона от такой откровенности стеснило дыхание. Это было как-то неожиданно. Всегда считал сына зеленым пареньком, хлопчиком, а он, оказывается, уже мужчина. И заботы у него совсем взрослого человека.
— Женился бы, раз такой случай.
— Пока не складывается. Ей еще десятый кончать. — Юрий посмотрел на отца прямо, требовательно. Тот поспешил заверить:
— Непременно. Что ж я, не понимаю?.. — Про себя заметил: «Молодчина, открытый, совестливый парень. И не пустовей. Другой сделает дело — и в кусты. А этот озабочен…»
Антон перевернулся на спину, закрыл глаза, лежал молча, стараясь не расплескать доброе чувство, переполнившее его до краев.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Это случилось утром в последнее воскресенье августа. Почти не спавшая всю ночь из-за рано начавшихся схваток, Паня наконец не выдержала, начала всхлипывать, зовя мужа:
— Тоня, подойди. Ой, погано мне, тяжко!..
Антон, лежавший на полу, оторвал голову от подушки, вытер рот рукавом исподней рубашки.
— Чего ты?
— Режет вот тут. Что со мною?
— Видать, пора, — осевшим со сна голосом проговорил Антон.
— Не знаю… Еще ж недели не хватает до сроку.
— Может, не тем повечеряла?
— Я ж ничего не ела…
Антон подошел, наклонился над ней, потянулся было губами к ее лбу, чтобы проверить, нет ли у нее жару. Но Паня вдруг вскинулась, запротестовала:
— Уйди, уйди, христа ради!..
Дверь на кухню была приоткрыта. Оттуда послышался сухой, визгливый скрип деревянной кушетки, донесся спокойный, размеренный голос Охрима Тарасовича: