— Что ты стоишь над нею, як журавель? Тут дело такое, что гадать не приходится. Седлай свою железяку (имел в виду мотоцикл) и гайда в больницу: пришло время, значит, надо поторапливаться:
— Зараз, Паня, я минутой!..
Антон наспех одевался, не попадая в рукава сорочки, путаясь в брючинах штанов. Простоволосый, подался в сарай, выкатил мотоцикл, откинул кирзовый чехол коляски.
Зелень неба исподволь наливалась желтовато-розовым соком близкого восхода. Было похоже, будто вызревает яблоко белый налив. Лица обдавало ветром, впитавшим в себя прохладу ночи. Со двора неторопливо выплывали коровы, где-то в отдалении уже слышались призывные постреливания пастушьего батога. Кидались к кормушкам выпущенные из курников куры, крякали суетливые, тяжелые в ходу утки. Все просыпалось, потягивалось, зевая. Ранние дымки прямыми столбиками утекали в еще не заголубевшее небо. Прохладная, отяжелевшая от ночной росы пыль лениво поднималась над колеей и тут же падала.
Паня всю дорогу протестовала:
— Зачем ты меня везешь, что срамишь? Еще столько времени до сроку, а ты в больницу!..
— Гляди, припозднимся, что тогда! — мирно уговаривал ее Антон, которого все сильнее охватывало незнакомое ему беспокойство. Он ловил себя на мысли о том, что в прошлый раз, когда подходило Володькино время, все было значительно проще. Отчего же теперь столько суеты?
Когда Паню приняли и положили, ему вынесли ее одежду. И это тоже его вкрай взволновало. Недоброе предчувствие сжало сердце. Он даже подумал, усмехнувшись: «Старею, чи шо?» Он надеялся, что все произойдет не скоро, — так и сама Паня рассчитывала. А раз не скоро, то чего же заранее тревожиться. Еще есть время, все уляжется, наладится. Паня в надежном месте, за ней присмотрят, не допустят какой-либо случайности. Антон старался настроить себя на размеренный, неторопливый лад. Вернувшись домой, поснедав, взял топор, пошел к соседу Ивану Дудкину наточить лезвие на точиле. Пошел да и задержался с разными разговорами.
Тем часом прибежала на Балябин двор посыльная из чапаевской бригадной конторы, спросила Антона. Не дождавшись его, отозвала Охрима Тарасовича в сторону от хлопцев — его внуков и, шепелявя, сообщила:
— Тетка Параска разрешилась!.. Звонили из больницы…
Тут же намеревалась убежать прочь, но старый Баляба попридержал ее за рукав кофты.
— Подожди! Летит, як оглашенная. Расскажи толком, что и как?
— Разрешилась…
— Це я чув. Кого родила? Благополучно ли все обошлось?
— Откуда я знаю? Я не сиделка. Разрешилась, и усе… Пустить меня, диду, а то биля телехвона никого нема.
Охрим Тарасович передал весть Антону. Антон сбегал переулком вниз, до дядьки Михаила, попросил у него краснобоких яблок-фунтовок, которые сильно уважает Паня, сказал, обращаясь к сыновьям:
— Матросы, кто со мной?
Юрко замешкался, у него, видать, свои расчеты. Володька согласился идти с отцом в больницу, нисколько не раздумывая.
Паня родила девочку. Озадаченный Антон всю дорогу от больницы до центра слободы был занят мыслью, которая беспокоила его своей новизной и непривычностью: «Дивчинка!.. То все хлопцы — теперь дивчинка. И родилась на целую неделю раньше… Они, девчата, видать, все такие нетерпячие…» Обратился к сыну:
— Ладимир, чув, у тебя сестренка?
ebooksa