— Чув.
— Доволен?
— А мне что? Нехай!
Когда зашли в парк и уселись на скамейку отдохнуть, Антон снова обратился к сыну:
— Как назовем?
Володька, по-мужски упершись руками в колена, сидел, размышляя:
— Можно Нюркою, можно Полинкою…
Антон невольно посмотрел в сторону высокого постамента, с которого, словно прислушиваясь к их разговору и специально для этого расстегнув наушники шлема, глядела темно-бронзовая голова Полины Осипенко. Он поймал себя на мысли, что никогда не думал о Полине как о мертвой. Ему всегда казалось, что она находится где-то в далеком и длительном перелете, закончив который обязательно покажется в Новоспасовке. Он подумал о ее имени, примерил его к своей только что появившейся дочери и, поразмыслив, решил, что оно ей совершенно чужое и неподходящее. Когда-то простое и обычное, это имя с годами наполнилось огромным смыслом и от этого отяжелело, усложнилось, перешло в ряд высоких. После такого заключения Полина как человек для него тоже отодвинулась, почужела до незнакомости, постепенно превращаясь чуть ли не в каменную бабу.
Добрые вести (как, впрочем, и дурные) облетают слободу с мгновенной быстротою. Не прошло и часа, как Новоспасовка узнала, что у Балябы появился новый член семейства.
— С прибавлением, Антон Охримович!
— Добрая, говорят, примета, коли девчата родятся!
— Думаешь, войны не будет?
— А то будет?
— Народ говорит: не должно! А так кто его знает?
— Раз народ говорит, значит, не будет.
— Оно, конечно, так. Коли бы все правители народ скрашивали, про войну бы вовсе люди забыли!
— К тому идет дело. Во столько оружия наклепали, что и до краю света недалеко!
— Говорят, за рубежом бомбы теперь на спутниках можно носить. Поднял — и нехай летает до поры до времени. Когда приспичит, дал радиосигнал — и посыпались они на твою голову.
— Нехай лучше на твою!
— Не, це я к примеру…