— Да, Петр Фомич.
— Чего же молчишь? Зайди!
— Хорошо, Петр Фомич.
Он слышал, как там, в большом, отделанном с немалыми затратами кабинете Петра Фомича, упала на рычаги трубка, а свою он держал в руке и смотрел на нее так, будто мог узнать от нее причину вызова.
Еще в приемной Игорь услышал сквозь обитую дерматином дверь голос Петра Фомича. Он напоминал приближающиеся раскаты грома, и в комнате было мрачно, как перед грозой. Настороженная секретарь-машинистка регистрировала почту. Двое рабочих, ожидая очереди на прием, переглянулись. Один из них, в грязном дождевике, многозначительно подмигнул второму.
— Спустил барбоса…
Игорь, набравшись решимости, открыл дверь, и басовитый голос директора, подобно освобожденной птице, вырвался в приемную, полетел по коридору.
— Ты мне свои порядки не устанавливай! (Он всем, кто ниже его по должности, говорил «ты».) Со своим уставом в мой монастырь не лезь! Ишь, нашелся указчик! Иди! Иди, я сказал! Рационализатор! Делай, что говорят!
За порог кто-то выскочил так быстро, что Игорь даже не разглядел, кто это.
— Ну, а ты что, в прятки играешь? — с хода переключился на Игоря директор.
— То есть как в прятки, Петр Фомич? — Игорь весь порозовел от смущения.
— А вот так!.. На первом был? Был. Что там? Почему не доложил? Ведь не на прогулку ездил?
— Да, собственно… — Розовая краска на щеках Игоря мгновенно сгустилась, захватила уши, шею. — Грязно у них…
— Где грязно? На улицах, что ли?
— Зачем? В коровнике.
— Там вечно так! Ну, а ты что? Полюбовался и укатил? Надо было за бока эту… как ее? Воронову. Сидит там, зоотехник!
— Она, Петр Фомич, в декретном.
— Угораздило! Будто нарочно подгадывают.
— Я, Петр Фомич, поговорил с управляющим. Довольно серьезно. Обратил внимание на все непорядки.
— «Обратил внимание!» Да разве так с ними надо? Слова для них, что горох об стенку. Рублем надо бить, рублем! Загрязненность молока определил? Нет! Так зачем же, спрашивается, тебя туда носило?