Ковалев сердито взмахнул рукой.
— И так как в зеркале. — Он повернулся к Кузину: — У вас мясо себе в убыток идет?
— Пока в убыток, — подтвердил Кузин. — Мы пока на меде выезжаем. — Около четырех тысяч ульев. Тут раньше, при единоличной жизни, все поголовно пчелами занимались. Самый худой мужик держал, говорят, колод семьдесят. Выгодное дело — и мед дают, и себя кормят. Но мало кто понимает это. Пчел почти перевели.
Они зашли в контору.
— Заглянем к Ермилову, — предложила Клава.
— Зайдем. Он мне нужен. — Кузин толкнул первую от своего кабинета дверь. Пожилая женщина мыла пол. В печке жарко полыхали красные лиственничные дрова.
— Здравствуй, Ильинична! А где Сергей Осипыч?
Женщина выпрямилась посреди пола с мокрой тряпкой в руке.
— Убежал. Давно убежал. Проходите вон на чистое. Я сейчас домою.
Они перешагнули на чистую половину комнаты.
— Куда же он умчался? — думал вслух Кузин, осматривая издали стол.
Клава тоже внимательно присматривалась ко всему. «Лабораторией его называет», — вспомнила она слова Кузина и согласилась: кабинет, действительно, больше смахивает на лабораторию.
Почти весь простенок между двумя окнами занимал стол. На толстых точеных ножках, приземистый от множества ящиков и огромный, как футбольное поле, он был явно тесен хозяину. На черном дерматине лежали то небрежными пухлыми стопками, то отдельными листами бумаги, исписанные крупным скачущим почерком. Вперемешку с бумагами — книги, некоторые из них раскрыты. А на углу, сбоку от старенького чернильного прибора из камня — недопитый стакан чая, несколько початков кукурузы, большая пепельница, забитая до отказа окурками. На другом углу стола — тоже початки кукурузы, горка пшеницы, кубик черной земли, пронизанный тонкими, как нити, корнями.
Уборщица уже протерла под порогом и взяла ведро, чтобы, уйти, когда Григорий Степанович сердито схватил со стола пепельницу и выбросил в печь окурки. Уборщица смутилась.
— Не велит подступаться к столу. Ни в какую… Пол-то мыть не дает. Это уж вот он убежал — так я скорей, скорей. Ты, сказывает, устроишь мне винегрет. У меня все на своем месте. А какое уж тут на своем, — женщина рассмеялась, взмахнула тряпкой.
— Спал тут? — спросил Григорий Степанович.
— Тут, на диване вон свернулся калачиком, полушубок на себя… А сидел за полночь, кажись, часов до трех.
Клава обошла стол, потрогала в углу сноп кукурузы, который поблекшими листьями упрямо упирался в потолок. Под окнами, позади стола, стояла низкая и широкая скамейка, которую Клава вчера вовсе не приметила. Эта скамейка, очевидно, была «центром» лаборатории Ермилова. Штативы с пробирками, колбы различных размеров, опять кубики земли, кукуруза, пшеничные зерна, листки бумаги с какими-то записями беспорядочно и тесно соседствовали на лавке.
— Вот тут он и колдует, — заметил не без гордости Григорий Степанович, видя, как заинтересованно Клава рассматривает все. — Состав, значит, почвы и все такое… Он глазу не особенно доверяется, все анализом.
Кузин хотел сказать еще что-то, но не успел: дверь стремительно распахнулась.
ebooksa