Барт закурил и подозрительно посмотрел на предмет из дорогого фарфора, который, казалось, был слишком ценным, чтобы служить пепельницей. После секундного колебания он бросил туда сгоревшую спичку.
— Поразмыслив, я сказал себе, что труп на 49-й возможно, не твой. И от этой мысли мне стало легче. Ты знаешь, милая, я ведь очень тебя люблю.
Анжела опустила глаза.
— И я люблю тебя, Барт, — тихо произнесла она. — Больше всего я люблю быть ангелом на розовом облачке, но после этого сразу же идешь ты.
— В дальнейшем я пришел к выводу, что труп в твоей квартире — твоя сестра Полли, о которой ты мне рассказывала. Ты говорила, что она умерла. Но в этой твоей формулировке было что-то странное. Когда ты вспоминала гадости, которые она тебе делала, или ее бессердечное отношение к матери, ты всегда добавляла: «Для меня она умерла уже давно». Возможно, для тебя она была мертва, ты выбросила ее из своего сердца, но для других она оставалась живой и в добром здравии. И вот она узнает твой адрес и приезжает, в этом я совершенно уверен, чтобы начать тянуть из тебя жилы. Ты убиваешь ее, а полицию пытаешься пустить по ложному следу своей записью в дневнике.
— Я все тебе расскажу, — заговорила Анжела. — Теперь это уже не имеет никакого значения. Миссис Купер увезли вчера в клинику, и она, вероятнее всего, умрет. Она напоминала мне мою мать. Полли убила ее. Она нарочно не покупала ей лекарства, которые должны были спасти ее. Миссис Купер добрая, беззащитная и очень больная. Она полностью мне доверяла и рассчитывала на меня. И моя мать могла быть такой же доброй и нежной, если бы ей чуточку повезло в жизни. А я могла бы быть счастлива здесь, несмотря на то, что я преступница. Приятно осознавать, что ты кому-то нужен, что тебя любят. Единственное, чего мне хотелось, это как можно дольше оставаться здесь, ухаживать за миссис Купер и иногда садиться на «розовое облачко» и чувствовать себя ангелом. Мне было так приятно и спокойно! Как во сне. И как жаль, что этой сказке суждено было продлиться всего лишь восемь дней.
Анжела провела языком по пересохшим губам.
— Я не могу точно сказать, каким образом Полли ухитрилась узнать мой адрес, — продолжила она. — Несколько месяцев тому назад я случайно встретила на улице красивого мальчика, с которым когда-то вместе ходила в школу. — Она захихикала. — Я всегда чувствовала себя беззащитной перед красивыми парнями. Я пригласила его к себе домой выпить по стаканчику. Возможно, встретив Полли в Балтиморе, он рассказал ей обо мне. В прошлый понедельник я неожиданно получила от нее письмо. Свое имя она почему-то изменила на Присциллу Баффин. Но об этом я уже знала раньше и сделала несколько ироничных записей в своем дневнике, посвященных ее персоне. Но виделись мы в последний раз много лет тому назад. Для меня она умерла. Она работала сиделкой у трех старых больных дам. Все три умерли, оставив ей в наследство небольшие суммы. Я подозреваю, что Полли убила этих женщин. В письме, которое она мне прислала, это буквально читалось между строк. Первая, инвалид, упала с лестницы, когда в доме, кроме нее и Полли, никого не было; вторая умерла в постели от приступа астмы — Полли вполне могла задушить ее подушкой; третьей требовалось давать лекарства в точно определенные часы, но Полли, как я думаю, лишала несчастную лекарств, как и мою мать.
В письме Полли сообщила, что приезжает в Нью-Йорк в среду вечером. Оказывается, она нашла по объявлению работу у миссис Купер, очень старой и богатой женщины. Она обещала быть у меня в десять вечера, переночевать и со следующего дня приступить к своим обязанностям сиделки. Я растерялась, потому что знала, чем может закончиться для меня появление Полли в Нью-Йорке. Она обязательно заявилась бы в «Саломея-клуб», вылила на меня бочку дерьма, и я оказалась бы на улице. Я так ненавидела ее, что от мысли, что увижу ее, мне становилось плохо. Она убила мою мать и парня, которого я любила.
Вначале я подумала, что смогу откупиться от нее. Пусть только оставит меня в покое! Не знаю, почему я определила эту сумму в две тысячи долларов, но эта круглая цифра показалась мне красивой. Днем я пошла в редакцию к Джеймсу Денхайму и сказала, что мне нужны эти деньги в среду к восьми вечера. Я пригрозила ему шантажом, но никогда бы не смогла это осуществить. Бедный Денхайм не на шутку перепугался. Он назначил мне свидание в восемь часов на 9-й улице, пообещав принести все, что сможет собрать наличными.
К концу дня я стала противна сама себе, как в тот вечер, когда ради собственного удовольствия подзавела Орвила. Ведь Денхайм был по-своему добр ко мне: устроил на работу, помогал деньгами, делал небольшие подарки. И с моей стороны было свинством так резко наезжать на него хотя бы потому, что взамен он практически ничего не требовал. Впрочем… он никогда не был настоящим мужчиной. За всю свою жизнь он не трахнул ни одной женщины. Он прижимался обычно к моей груди и рассказывал о своих неприятностях. Мне даже было жаль его. В тот вечер в «Саломея-клубе» я поняла, что не смогу сделать ему гадость. Я знала, что после премьеры в каком-то театре он возвратится в редакцию, чтобы написать свою статью. В перерыве между двумя представлениями в «Саломеи» я побежала в «Бродвей таймс» сказать ему, чтобы он забыл эту историю с двумя тысячами долларов. В редакции, кроме сторожа, спавшего как сурок, никого не было. Где-то в глубине коридора стрекотала пишущая машинка. Я пошла в том направлении и вдруг увидела, как из архива вышел Денхайм. Он закрыл за собой дверь и пошел в туалет. Меня он не заметил, а я, не знаю почему, не окликнула его. Я спросила себя, почему он печатает в архиве, а не на своем рабочем месте? Я пошла в архив. Рядом с машинкой лежало письмо, адресованное главному редактору «Бродвей таймс». Внизу стояла подпись: «Вальдо». Я прочла письмо и узнала, что Вальдо намеревается убить женщину между восемью и десятью часами вечера в среду. Джеймс напечатал это письмо в понедельник, но из газет я узнала, что по почте он его отправил только на следующий день вечером. В восемь вечера в среду у Денхайма было свидание со мной, понимаешь? Я бесшумно вышла из архива, побежала в «Саломея-клуб» и украла на кухне огромный нож. Завладев этим оружием, я почувствовала себя увереннее. А затем… затем я увидела возможность разрешить свою проблему с Полли. Вальдо убивал ножом… Если я убью Полли ножом, оставлю визитку, подписанную «Вальдо», тогда это преступление отнесут на его счет. Выдавая себя за жертву, я попыталась обставить все как можно правдоподобнее. Несмотря на нашу непохожесть, между мной и Полли было что-то общее, родственное. Полли совершенно не следила за своим внешним видом, носила грубые корсеты и отвратительной формы очки. Она была чуть старше меня и полнее. Я должна была сделать ее неузнаваемой. У меня до того были взвинчены нервы, что, не дождавшись последнего номера в «Саломея-клубе», я сбежала к Слейшеру, чтобы прочистить немного мозги стаканчиком виски. Там я встретила этого несчастного Клаймитса. Я пригласила его к себе домой, покормила и угостила джином. Увидев у меня нож, он почему-то решил, что я хочу наложить на себя руки, и забрал его. Я не возражала, потому что уже знала, что никогда не смогу воспользоваться им: не выношу вида крови. Но у меня был молоток, который я одолжила у Летти, чтобы приколотить к стене твою фотографию. На следующее утро, сказав, что у меня забилась раковина, я одолжила у него еще и каустической соды.
В среду у меня не было ни секунды свободного времени. Очки мне требовались уже давно. Я пошла к окулисту и заказала очки, с большим трудом достав эту тяжелую, безобразную оправу. У него я записалась под именем Присциллы Баффин. Затем купила краску для волос. Чем обесцветить волосы Полли, у меня было. Тогда же мне пришла в голову мысль купить накладные ногти, потому что Полли обрезала свои очень коротко.
Анжела замолчала и чему-то улыбнулась.
— Какую же бурную ночку ты устроил мне накануне, Блондинистая мордашка! Итак, я прибрала в квартире и пошла в архив «Нью-Йорк таймс», перечитала там все статьи, посвященные Вальдо. Нашла в газетах и фотографии его визитных карточек. Изготовить визитку, как тебе известно, трудов не составляет. Я купила несколько квадратиков бристольного картона и трафареты. Текст визитки я списала из газет. Возвратившись домой, я перекрасила волосы в черный цвет. Мне абсолютно не улыбалась ситуация, при которой обнаруженный в моей квартире труп был бы сочтен как не мой.
Барт ухмыльнулся.
— Я перекрасила волосы, очень коротко обрезала ногти и сняла с них лак. Затем положила в удобное место молоток, сделала раствор каустической соды и принялась ждать Полли. Когда Полли уже поднималась по лестнице, мне пришла в голову мысль написать в своем дневнике, что сейчас десять часов и ко мне идет Вальдо.
О том, что произошло дальше, мне не хотелось бы вспоминать. Но тебе нужно знать все детали, да?
Полли вошла в квартиру с двумя чемоданами. Выглядела она еще отвратительнее, чем раньше, что облегчило мне задачу. Я убила ее, едва за ней закрылась дверь. Сделать это оказалось нетрудно: хватило одного удара молотком по затылку. Дальше все происходило, как в кошмарном сне. Я переодела ее в свой домашний халат, облила лицо раствором каустической соды, обесцветила ее волосы и сделала прическу, какую носила сама. В последний раз я прикоснулась к ней, когда прикалывала к халату визитную карточку.
Вся операция заняла у меня около тридцати минут. Я оделась, взяла чемоданы и ушла. К счастью, на лестнице мне никто не встретился. На такси я приехала в отель для женщин-одиночек и записалась под именем Присциллы Баффин, а на следующее утро предстала перед миссис Купер. Миссис Купер оказалась очень любезной дамой. Ее самочувствие было крайне плохим, но… Она мечтала о дочери, а я — о матери. Мы, как бы тебе сказать, нашли друг друга. Когда в «Бродвей таймс» я наткнулась на объявление, я решила взять быка за рога. Я позвонила по указанному номеру, и лейтенант Романо нанес мне визит. Я выдала ему вполне правдоподобную историю, и, мне кажется, он проглотил ее.
Загадочная полуулыбка появилась на губах Анжелы.
ebooksa