По этому поводу языки чесали вовсю, но тронуть меня никто не решился. Участковый об этом позаботился.
— Ну как? — спросила Марта. — Все по-прежнему?
Я очнулся:
— В основном.
— Ты никогда не возвращался сюда?
— Не хотел. — Я взглянул на нее и взял за руку. — Я не знал, что ты завязла здесь, Гигги.
— Как будто от этого что-то переменилось бы.
Я пожал плечами, но она поняла, что я имел в виду, и улыбнулась. Мы дождались зеленого света, перешли улицу и спустились в заведение, которое все называли погребок Донована.
В погребке стоял совершенно специфический, характерный запах. Этот запах возбуждал тоскливые воспоминания о прошедших днях — запах застоялого табачного дыма и пива. Боковой вход вел в некое подобие обеденного зала, вход с улицы — прямо в бар.
В баре было много народа, у стойки оставалось лишь одно свободное место, да и то было немедленно занято каким-то умником, который увидел, что мы с Мартой направляемся туда. Зеркало отразило пару довольных улыбок.
Улыбки, однако, моментально исчезли, когда парень заорал от боли и, скрючившись, проковылял от бара к стене, где остановился, пытаясь прийти в себя. Марта спокойно улыбнулась; парень, сидевший рядом с пострадавшим, освободил место, и мы получили по стакану отличного черного немецкого пива, ради которого стоило приехать с другого конца города.
Когда хмурый бармен подошел рассчитаться и забрал стаканы, я понял, что это означает.
…Он был огромный и толстый, изо рта у него торчала сигара, над поясом брюк нависло огромное брюхо. Кривой нос, поврежденный в давней драке, и хриплый голос свидетельствовали о том, что он пользовался здесь авторитетом. Это был хозяин.
Он сказал:
— Хей, коппер, — и, когда я обернулся, кончиком языка передвинул сигару из одного угла рта в другой. — Если ты ищешь место, где у тебя могут отнять твой значок, то ты на правильном пути. Ты это знаешь?
Я улыбнулся и почувствовал, как Марта слегка коснулась меня рукой.
— Нет, я этого не знал.
Толстым грязным пальцем он уперся мне в грудь, чтобы придать своим словам больше весу. Чего я совершенно не выношу — это когда со мной вот так обращаются. Многие раз и навсегда отучились делать это. В то самое мгновение, как палец коснулся моей груди, я схватил его, резко выгнул наружу и сломал прежде, чем тот успел шевельнуть рукой, и прежде, чем удивление успело отразиться на лице, дал ему такого хука в подбородок, что он перекусил свою проклятую сигару и едва не подавился половинкой.
Я повернулся к Марте и спросил:
— Кто это, киска?
ebooksa