Гостья

– Десять минут третьего, – сказала Франсуаза, – больше никто не придет.

Пьер был так устроен, что не испытывал большой радости, когда Ксавьер вела себя с ним приветливо, но стоило ей только слегка нахмурить брови, как он предавался ярости или покаянию. Ему надо было чувствовать ее в своей власти, для того чтобы быть в мире с самим собой. Когда между ним и ею вставали какие-то люди, его всегда охватывали тревога и раздражение.

– Вы не очень скучаете? – спросила Франсуаза.

– Нет, – ответила Ксавьер. – Только это мучительно – слушать хороший джаз и не иметь возможности танцевать.

– Но теперь вполне можно танцевать, – отозвался Пьер.

Наступило молчание. Все трое улыбались, но не находили нужных слов.

– Сейчас я научу вас танцевать румбу, – с излишней горячностью предложила Ксавьер Франсуазе.

– Я отдаю предпочтение медленному фокстроту, – ответила Франсуаза, – для румбы я слишком стара.

– Как вы можете так говорить? – возмутилась Ксавьер; она с жалобным видом посмотрела на Пьера: – Она прекрасно танцевала бы, если бы захотела.

– Ничего подобного, ты вовсе не старая! – сказал Пьер.

Внезапно рядом с Ксавьер лицо и голос его посветлели; со смущающим вниманием он следил за малейшими нюансами: он явно был настороже – ведь ему совсем была несвойственна та легкая и ласковая веселость, сиявшая сейчас в его глазах.

– Как раз возраст Элизабет, – заметила Франсуаза, – я только что ее видела, это неутешительно.

– Что ты нам рассказываешь об Элизабет, – сказал Пьер, – ты посмотри на себя.

– Она никогда на себя не смотрит, – с сожалением сказала Ксавьер. – Надо бы когда-нибудь снять маленький фильм, так, чтобы она об этом не подозревала, а потом неожиданно показать ей. Она была бы вынуждена посмотреть на себя и очень бы удивилась.

– Она любит воображать себя толстой зрелой дамой, – подхватил Пьер. – Если бы ты знала, как молодо ты выглядишь!

– Но мне не хочется танцевать, – сказала Франсуаза.

Этот умилительный хор вызывал у нее чувство неловкости.

– Тогда хотите, мы вдвоем потанцуем? – спросил Пьер.

Франсуаза следила за ними. На них приятно было смотреть. Ксавьер танцевала с воздушной легкостью, она не касалась земли; у Пьера тело было тяжелое, но можно было подумать, что с помощью невидимых нитей оно не подчинялось законам притяжения: он обладал чудесной непринужденностью марионетки.

«Мне хотелось бы уметь танцевать», – подумала Франсуаза.