Странно было думать, что там, в Париже, дни не походили один на другой. Что-то происходило, двигалось, менялось. Но все эти далекие волнения, смутные мелькания не пробуждали у Франсуазы никакого желания.
– Мне пора уходить, в пять часов я должен быть в тупике Жюль-Жаплена, – сказал Жербер. Он взглянул на Ксавьер: – Так вы пойдете со мной? Иначе Шано не выпустит роль.
– Я иду, – ответила Ксавьер. Она надела плащ и старательно завязала платок под подбородком.
– Вы еще надолго останетесь здесь? – спросил Жербер.
– Надеюсь, на неделю, – ответила Франсуаза. – А потом вернусь к себе.
– До свидания, до завтра, – немного холодно сказала Ксавьер.
– До завтра, – отозвалась Франсуаза.
Она улыбнулась Жерберу, который дружески помахал на прощание. Открыв дверь, он с обеспокоенным видом пропустил Ксавьер вперед. Верно, он спрашивал себя, о чем же он сможет с ней говорить. Франсуаза снова откинулась на подушки. Ей доставляло удовольствие думать, что Жербер испытывает добрые чувства к ней; естественно, он намного меньше, чем к Лабрусу, привязан к ней, однако это была личная симпатия, действительно обращенная к ней; она тоже очень его любила. Невозможно было представить себе более приятные отношения, чем эта дружба без особых претензий и всегда проникновенная. Она закрыла глаза, ей было хорошо; годы санатория… даже эта мысль не вызывала у нее никакого возмущения. Через несколько мгновений она все узнает: она чувствовала себя готовой принять любой вердикт.
Дверь тихонько отворилась.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Пьер.
Кровь прилила к лицу Франсуазы; присутствие Пьера доставляло ей больше чем удовольствие. Только с ним исчезало ее безразличное спокойствие.
– Мне все лучше и лучше, – ответила она, удерживая руку Пьера в своей.
– Тебе сейчас должны делать эту рентгеноскопию?
– Да. Но знаешь, врач думает, что легкое вполне восстановилось.
– Только бы они тебя не слишком утомляли, – сказал Пьер.
– Сегодня я полна бодрости, – сказала Франсуаза.
Сердце ее переполняла нежность. Как несправедлива она была, сравнивая любовь Пьера со старым окрашенным гробом! Благодаря этой болезни она убедилась в ее живой наполненности. Она была признательна ему не только за его постоянное присутствие, телефонные звонки, знаки внимания. Незабываемую радость доставило ей то, что кроме безусловной нежности она увидела у него страстную тревогу, которую он не сознавал и которая переполняла его. В такие минуты он не следил за своим лицом, обращенным к ней. Сколько бы ему ни говорили, что речь идет лишь о формальности, его терзало беспокойство. Он положил на кровать пачку книг.
– Посмотри, что я для тебя выбрал. Тебе это нравится?
Франсуаза взглянула на названия: два детективных романа, один американский, несколько журналов.
– Конечно, нравится, – сказала она. – Какой ты милый!