В который раз Жербер задавался вопросом, почему люди обычно находят ее суровой и робеют в ее присутствии; она не изображала из себя девочку, однако лицо ее светилось радостью, жизнью и хорошим аппетитом. Казалось, она всегда была в ладу с собой, поэтому рядом с ней и другие чувствовали себя вполне уютно.
Повернувшись к Пажес, Лабрус с тревогой посмотрел на нее.
– Вы хорошо поняли? Вы возьмете такси и скажете шоферу: в «Аполло», улица Бланш. Он остановит вас у самого кинотеатра, и вам нужно будет только войти.
– Это действительно ковбойская история? – с недоверием спросила Пажес.
– Как нельзя более, – ответила Франсуаза, – там полно отчаянных скачек на лошадях.
– И выстрелов, и ужасных потасовок, – добавил Лабрус.
Они склонились над Пажес, как два демона-искусителя, и в их голосах звучали умоляющие интонации. Жербер сделал героическое усилие, чтобы подавить смех, готовый вот-вот прорваться. Он глотнул перно – каждый раз он надеялся, что каким-то чудом этот вкус аниса станет ему вдруг приятен, но его неизменно пронизывала тошнотворная дрожь.
– А тип этот красив? – спросила Пажес.
– Он невероятно приятен, – отвечала Франсуаза.
– Но он не красив, – с упрямым видом сказала Пажес.
– Это не соответствующая правилам красота, – согласился Лабрус.
Пажес разочарованно поморщилась.
– Я опасаюсь, у того, кого вы водили меня смотреть недавно, голова тюленя – это было нечестно.
– Речь идет об Уильяме Пауэлле[9], – сказала Франсуаза.
– Но этот совсем другой, – взмолился Лабрус. – Он молод, хорошо сложен и совершенно дикий.
– Ладно, в конце концов, я сама увижу, – покорно согласилась Пажес.
– В полночь вы будете у Доминики? – спросил Жербер.
– Разумеется, – обиженно ответила Пажес.
Жербер с недоверием отнесся к ее ответу. Пажес, можно сказать, никогда не приходила.
– Я останусь еще на пять минут, – сказала она, когда Франсуаза поднялась.