– А я не в счет? – ласково спросила Франсуаза.
– О! – с недоверчивым видом молвила Ксавьер.
– Что вы хотите сказать? – спросила Франсуаза.
– Вы не должны теперь так уж меня ценить, – сказала Ксавьер.
Франсуаза была неприятно удивлена. Ксавьер, казалось, нечасто трогала ее нежность, но, по крайней мере, она никогда вроде бы не ставила ее под сомнение.
– Как! – возмутилась Франсуаза. – Вы прекрасно знаете, до какой степени я всегда вас уважала.
– Раньше – да, вы думали обо мне много хорошего, – сказала Ксавьер.
– А почему теперь меньше?
– Такое сложилось впечатление, – вяло отвечала Ксавьер.
– Однако мы никогда не виделись так часто, никогда я не искала большей близости с вами, – в замешательстве сказала Франсуаза.
– Потому что вы меня жалеете, – сказала Ксавьер с вымученным смешком. – Вот до чего я дошла! Я та, кого жалеют!
– Но это неправда, – возразила Франсуаза. – Кто вам это внушил?
Ксавьер с упрямым видом пристально смотрела на огонек своей сигареты.
– Объяснитесь, – настаивала Франсуаза. – Такие вещи без причин не говорят.
Ксавьер заколебалась, и снова Франсуаза с неудовольствием почувствовала, что та при всех недомолвках и умолчаниях направляла этот разговор по своему усмотрению.
– Было бы естественно, если бы вы возненавидели меня, – сказала Ксавьер. – У вас есть все основания меня презирать.
– Все та же старая история, – сказала Франсуаза. – Но мы ведь все выяснили! Я прекрасно поняла, что вы не хотели сразу рассказывать мне о своих отношениях с Жербером, и вы согласились, что на моем месте вы, как и я, хранили бы молчание.
– Да, – согласилась Ксавьер.
Франсуаза это знала: с ней никакое объяснение не было окончательным. Ксавьер опять, должно быть, просыпалась по ночам в ярости, вспомнив, с какой непринужденностью Франсуаза обманывала ее в течение трех дней.
– Лабрус и вы, вы до такой степени думаете одно и то же, – продолжала Ксавьер. – А у него обо мне отвратительное представление.