Гостья

– Однако вы дорожите им, – возразила Франсуаза.

– Я всегда дорожу тем, что мне принадлежит, – сказала Ксавьер. И с ожесточенным видом добавила: – Это успокаивает – иметь кого-то, кто принадлежит только тебе одной. – Тон ее смягчился. – Но в общем-то в моей жизни это приятная вещь, и ничего больше.

Франсуаза похолодела, она почувствовала лично себя оскорбленной презрительным тоном Ксавьер.

– Так, значит, вы грустите не из-за него?

– Нет, – ответила Ксавьер.

Вид у нее был такой беспомощный и жалкий, что недолгая неприязнь Франсуазы улетучилась.

– Но и не по моей вине? – продолжала она. – Вы довольны нашими отношениями?

– О да! – ответила Ксавьер. На ее лице появилась милая улыбка, которая тут же исчезла. Внезапно она оживилась. – Мне скучно, – с жаром сказала она. – Мне отвратительно скучно.

Франсуаза ничего не ответила; это отсутствие Пьера создавало в жизни Ксавьер такую пустоту, надо было бы вернуть ей его, но Франсуаза опасалась, что это невозможно; она допила свой чай. Кафе понемногу заполнялось, и уже какое-то время музыканты дули в свои гнусавые флейты; на середину помещения вышла танцовщица, дрожь пробежала по ее телу.

– Какие толстые у нее бедра, – с отвращением заметила Ксавьер, – она располнела.

– Она всегда была полной, – сказала Франсуаза.

– Вполне возможно, – согласилась Ксавьер. – Так мало надо было раньше, чтобы восхитить меня. – Она медленно обвела взглядом стены. – Я сильно изменилась.

– На самом деле здесь все подделка, – сказала Франсуаза. – А вам теперь нравится лишь то, что действительно прекрасно, поэтому жалеть не стоит.

– Да нет, – отвечала Ксавьер. – Теперь меня ничто не трогает! – Закрыв глаза, она произнесла тягучим голосом: – Я постарела.

– Вам доставляет удовольствие так думать, – с досадой сказала Франсуаза, – но это только слова: вы не постарели, вы просто грустите.

Ксавьер с несчастным видом взглянула на нее.

– Вы дали себе волю, – ласково продолжала Франсуаза. – Так дальше нельзя. Послушайте, прежде всего пообещайте не употреблять больше эфир.

– Но вы представить себе не можете, – возразила Ксавьер, – как ужасны эти дни, которым нет конца.

– Поймите, это серьезно. Вы полностью себя уничтожите, если не прекратите.

– Никто от этого особо ничего не потеряет, – заметила Ксавьер.