Гостья

– О! Я проявил ловкость, – отозвался Пьер. – Я сделал вид, будто устраняюсь с сожалением, но в то же время убеждал ее, раз ей претит пожертвовать Жербером, полностью отдаться этой любви. – Он взглянул на Франсуазу. – Знаешь, я вовсе не желаю ей больше зла. Как ты сказала мне однажды, у меня нет права брать на себя роль судьи. Если она провинилась, то ведь на мне тоже есть вина.

– Мы все виноваты, – заметила Франсуаза.

– Мы с тобой без потерь преодолели этот опыт. Мне хотелось бы, чтобы и она удачно его преодолела. – В задумчивости Пьер впился зубами в ноготь. – Ты немного нарушила мои планы.

– Не повезло, – равнодушно ответила Франсуаза. – Но ей следовало всего лишь не выражать такого презрения к Жерберу.

– Разве тебя это остановило бы? – с нежностью спросил Пьер.

– Он больше бы дорожил ею, прояви она больше искренности, – сказала Франсуаза. – Это сильно бы все изменило.

– Наконец, что сделано, то сделано, – сказал Пьер. – Только следует поостеречься, чтобы она ничего не заподозрила. Ты отдаешь себе отчет? Ей осталось бы лишь броситься в воду.

– Она ничего не заподозрит, – сказала Франсуаза.

У нее не было ни малейшего желания приводить Ксавьер в отчаяние – вполне можно было уделять ей ежедневную порцию успокаивающих обманов. Отвергнутой, обманутой, не ей теперь оспаривать у Франсуазы ее место в мире.

Франсуаза посмотрела на себя в зеркало. В конце концов, каприз, непримиримость, непревзойденный эгоизм – все эти надуманные ценности разоблачили свою слабость, и победу одержали старые отторгнутые ценности.

«Я выиграла», – торжествующе подумала Франсуаза.

Она снова существовала одна, без помех, в сердце собственной судьбы. Замкнутая в своем пустом, иллюзорном мире, Ксавьер была теперь всего лишь бесполезным живым трепетанием.

Глава XVII

Элизабет пересекла безлюдный отель и вышла в сад. Возле каменной горки с растениями, тень от которой окутывала их, сидели Пьер и Франсуаза. Он писал, она полулежала в шезлонге; никто из них не шелохнулся – живая картина, да и только. Элизабет застыла на месте: как только они ее заметят, все сразу изменится, не следовало обнаруживать себя, не разгадав их секрета. Пьер поднял голову и с улыбкой сказал Франсуазе несколько слов. Что он сказал? Рассматривать его белый спортивный свитер, загорелую кожу – это ничего не давало. За их жестами и выражением лиц истина их счастья по-прежнему была скрыта. Эта неделя ежедневной близости оставляла в сердце Элизабет такой же нерадостный привкус, как мимолетные встречи в Париже.

– Ваши чемоданы готовы? – спросила она.

– Да. Я зарезервировал два места в автобусе, – сказал Пьер. – У нас есть еще целый час.

Элизабет коснулась пальцем разложенных перед ним бумаг:

– Что это за сочинение? Ты начал писать роман?

– Это письмо Ксавьер, – с улыбкой ответила Франсуаза.

– Что ж, она не должна чувствовать себя позабытой, – сказала Элизабет. Ей не удавалось понять, почему вмешательство Жербера ничем не нарушило согласия трио. – Ты вернешь ее в этом году в Париж?