Она вернулась, вытирая нос, обуздывая влажные детские всхлипы, все еще надеясь на решительное объятие.
«Вот, выпей бренди, – сказал он. – Садись. А где остальные члены семьи?»
Она вернула скомканный платок многих старых романов в свою сумочку, которая, впрочем, осталась открытой. У чау тоже синие языки.
«Мама пребывает в своей частной Сансаре. У папы снова был удар. А sis [т. е. sister – сестра] вернулась в Ардис».
«Sis!
«Змееныш не вполне понимает, какой тон взять с доктором В.В. Сектором. Ты ничуть не изменился, мой бледный дружок, если не обращать внимания на то, что без своего летнего Glanz ты выглядишь будто призрак, которому не мешало бы побриться».
И без летней Mädel. Он заметил, что письмо в длинном синем конверте теперь лежит на буфете из красного дерева. Он стоял посреди гостиной, потирая лоб, и не смел, не смел, видя, что почтовая бумага была ее, Ады.
«Хочешь чаю?»
Она покачала головой. «Я не могу долго оставаться. К тому же ты, кажется, сказал по дорофону, что будешь занят сегодня. Вот так навалятся вдруг дела после четырех совершенно пустых лет» (он бы тоже расплакался, если бы она не перестала).
«Да. Не знаю. У меня назначена встреча около шести».
Две мысли парой кружились в медленном танце, в механическом менуэте, с поклонами и реверансами, одна такая: «сколько-всего-нам-надо-сказать», а другая такая: «нам-совершенно-нечего-сказать». Но такого рода вещи способны перемениться во мгновение ока.
«Да, я должен встретиться с Раттнером в половине седьмого», сказал Ван, сверившись с календарем невидящим взором.
«Раттнер о Терре! – воскликнула Люсетта. – Ван читает Раттнера о Терре. Тушка никогда, никогда не должна беспокоить его и меня, когда мы читаем Раттнера!»
«Умоляю тебя, дорогая моя, не нужно никого изображать. Не будем превращать приятную встречу во взаимную пытку».
Чем она занимается в Куинстоне? Она уже рассказывала ему. Ах да. Трудный курс? Нет. Что ж… Время от времени оба искоса поглядывали на письмо, проверяя, как оно себя ведет – не болтает ли ножками, не ковыряет ли в носу.
Вернуть не вскрывая?
«Скажи Раттнеру, – сказала она, глотая третью рюмку бренди так же просто, как если бы это была подкрашенная вода, – скажи ему (спиртное развязало ее прелестный гадючий язычок) —
(Гадючий? У Люсетты? Моей милой мертвой душки?)
– скажи ему, что когда давным-давно ты и Ада —
Имя раскрылось как черный дверной проем, затем дверь хлопнула.